Элли Ньюмарк - Сандаловое дерево

— Ваши родители стыдились сати или той связи?

— Связи, конечно. — Он выдохнул тонкую струйку дыма и снова закинул ногу на ногу — я услышала мягкий шорох шелка. — Сати считается почетным деянием, подтверждением непорочности и верности супруги. Но связь с белой женщиной… Извините, но это отвратительно. Мой дед был единственным, кто признавал, что Джонатан знал ее.

— Что он рассказывал вам?

— Я был ребенком, миссис Митчелл. — Лицо мистера Сингха, сидевшего в своем резном, похожем на трон кресле, оставалось бесстрастным. — Дети чувствуют, когда от них что-то утаивают. Дед говорил, что его отец дружил с какой-то англичанкой. Может быть, он и хотел сказать больше, но так и не сказал. Я был еще мал. Только потом, когда дед уже умер, до меня дошло, что это была за «дружба» и почему родители не желали ничего рассказывать.

— Значит, ваш дед никогда не упоминал о ребенке Фелисити и Джонатана?

— Ребенке? — Он улыбнулся. — Никакого ребенка не было.

— В том-то и дело, что был.

Сигарета замерла на полпути.

— Уверен, вы ошибаетесь.

Но лицо его этой уверенности не выражало; он знал, что дед что-то утаивал.

— Фелисити умерла при родах, и ее подруга, Адела, заботилась о ребенке, мальчике, больше года, пока не умерла сама.

— Если это правда, то ребенок доводился моему деду сводным братом. — Мистер Сингх снова подался вперед. — Но сирота-полукровка… Возможно, его отдали в приют. А если нет… — Он покачал головой.

— Я знаю, что детей продают в рабство.

Мистер Сингх глубоко затянулся и медленно выдохнул.

— Некоторых калечат. Попрошайкам-калекам подают больше.

— Господи. — Я достала пачку, вытряхнула сигарету. Он наклонился через стол, щелкнул «Ронсоном». Я думала о Чарли: как он ест рисовый пудинг, ползает у кухарки под ногами, играет с ноготками. Потом представила его на улице, с другими беспризорниками, может быть ослепленного или изувеченного, получающего вечером либо пригоршню риса, либо палкой по спине. — Но ведь о ребенке знали. Знала мать Джонатана. Его рождение не было тайной.

Мистер Сингх беспомощно пожал плечами:

— Мы были близки с дедом, но о ребенке он никогда не упоминал.

— Но мать Джонатана знала о малыше. Может быть, она как-то позаботилась о нем. Ведь он был ее внуком.

Мистер Сингх развел руками, словно прося о милосердии.

— Миссис Митчелл, вы говорите о моей прапрабабушке, которая умерла со своими секретами много лет назад.

Но отпустить Чарли так вот просто я не могла.

— Мать Джонатана помогала Аделе. Присылала ей деньги.

— Простите?

— Я читала дневники Аделы и знаю, что она писала матери Джонатана. Может быть, они достигли каких-то договоренностей на тот случай, если Адела умрет. — Я курила, ожидая, когда же любопытство перевесит нежелание возвращаться к семейному скандалу.

Мистер Сингх поджал губы, но что это означало, раздражение или задумчивость, я понять не смогла.

— Не представляю, как это можно проверить.

— Викторианцы сохраняли все. — Я постучала пальцем по письмам на столе. — Здесь могут быть письма, которыми обменивались Адела и Джонатан.

— Здесь?

— Разве мать Джонатана не жила в этом доме?

Мистер Сингх отнесся к моему предположению довольно равнодушно.

— У нашей семьи несколько домов — в Дели, Джайпуре, Лондоне. Но… — Он стряхнул пепел в массивную хрустальную пепельницу. — Но если она писала из Масурлы, то, скорее всего, жила в старом крыле этого дома. Там сейчас никто не живет, и даже электричество туда не проведено.

— Мистер Сингх, вы, возможно, чувствовали, что ваш дед мог рассказать вам что-то еще. И будь вы постарше или проживи он чуть больше… Как по-вашему, если бы он был сейчас здесь, рассказал бы вам что-то еще?

Маска безразличия наконец дала трещину.

— Мой дед был честным человеком. Он хотел бы, чтобы я знал правду.

— Так не стоит ли попытаться отыскать ее?

Взгляд его смягчился.

— Интересно, не правда ли? Семейная тайна живет, словно призрак, даже тогда, когда все знавшие ее уже умерли.

— Наши тайны — часть наших историй. Эти истории живут.

— Что ж, если этот сирота есть часть истории моей семьи… Думаю, дед хотел бы, чтобы я о нем узнал. — Он раздавил сигарету в хрустальной пепельнице. — Дедовы апартаменты в старом крыле. Крыло закрыли после его смерти.

— А мы могли бы?..

— Да. — Он резко встал. — Идемте посмотрим.

Мы прошли через холл и поднялись по витой лестнице. Отполированные поколениями слуг, перила красного дерева скользили под рукой. Я шла за хозяином по длинному коридору, застеленному плотным узорчатым ковром, старинная медь и увядшая зелень которого отливали мягким блеском, мимо глубоких дверных проемов и никак не могла сообразить, сколько же в доме комнат. Дюжина? Две дюжины?