Элли Ньюмарк - Сандаловое дерево

Фелисити попыталась успокоиться, изо всех сил сдерживая прорывающиеся всхлипы, и мать, воспользовавшись моментом, передала ее Перт-Макинтайрам, которым и надлежало доставить девочку в Англию.

Именно миссис Перт-Макинтайр стояла теперь у поручня рядом с Фелисити, внушая девочке, что Англия обязательно ей понравится. Как-никак это их родина, пусть даже Фелисити и не была там никогда, потому что вся ее семья служила в Ост-Индской компании. В таких условиях наилучшим решением представлялась передача ребенка в приемную английскую семью.

— Не беспокойся, моя милая, — сказала миссис Перт-Макинтайр. — Индию мы из тебя быстро выбьем.

Корабль удалялся от берега, и Фелисити все смотрела на Ясмин, которая, уже не сдерживаясь, плакала на удаляющейся пристани.

В ту ночь Фелисити спала в гамаке, завернувшись в старое лоскутное одеяло из обрезков сари, ношеного шелка и мягких кусков хлопка с красивой каймой из птиц и цветов. Сохраненный одеялом аромат пачули и кокосового масла напоминал о Ясмин, и Фелисити будто слышала негромкий звон браслетов, неизменно сопровождавший няню, когда та, босая, проходила по их дому в Калькутте. Девочке снилась Индия, но, когда она на следующее утро вышла на палубу, земля уже скрылась из виду. Пусть пыльный и грязный, Фелисити любила тот мир и теперь поняла, что никогда больше не увидит распускающийся красный бутон на тонкой веточке шелковой акации.

Через несколько месяцев скуки, отвратительной еды, морской болезни и жуткого шторма, когда Фелисити выбросило из гамака, корабль подошел к английским берегам. Был март. При выходе из каюты ее приветствовал порыв ветра, резкого, колючего, холодного. Возбужденные пассажиры собрались у поручней, и посиневшая, дрожащая от холода Фелисити, вытянув шею, пыталась рассмотреть в мглистом тумане хотя бы краешек сказочного острова. В какой-то момент перед ней вдруг возникло видение: колышущиеся в мареве зеленые рисовые поля под ярким солнцем. Память увлекла ее; Фелисити вспомнила пикники в горах, на солнечных лужайках; сладкие арбузы, охлажденные в бегущем меж камнями ледяном ручье; ослепительно искрящиеся пики далеких гор. Когда в тумане протрубил гудок, она уткнулась лицом в индийскую накидку и глубоко вдохнула.

Перт-Макинтайры передали девочку ее опекунше, миссис Уинфилд, и в этот миг чувственный, богатый красками, свободный мир Индии сменился манерным, освещенным газовыми фонарями миром Англии девятнадцатого столетия; миром, где детей видели, но не слышали. Чэдуики на протяжении нескольких поколений верой и правдой служили Ост-Индской компании, и передача ребенка в приемную семью, где ему надлежало получить настоящее английское образование, уже стала у них освященной временем традицией.

Фелисити слышала, как отец называл миссис Уинфилд «приличной женщиной, полагающей, возможно, что вы слишком высокого мнения о себе, и потому подтягивающей вас к низу, но достойной». О докторе Уинфилде он высказывался так: «Обычный врач, но человек респектабельный». Мать говорила об Уинфилдах в том же духе: «Почтенные люди. Готовы принять ее и будут рады получить содержание. К тому же у них и дочь есть ее примерно возраста».

Этих характеристик оказалось вполне достаточно, чтобы рекомендовать Уинфилдов в качестве опекунов, и дело было решено. Но теперь, в порту, Фелисити смотрела на бледную, с вытянутым лицом женщину в отороченной мехом мантилье, стоявшую с протянутой рукой, и не знала, что о ней думать. Миссис Уинфилд сдержанно улыбнулась и повела Фелисити к ожидавшей их карете, но за все то время, что они ехали в Йоркшир, не произнесла ни слова. Проезжая по городу, а потом и по сельской местности, девочка взирала на то, что все с ностальгией называли домом . На остановках дыхание улетало в морозный воздух, а от взмокших лошадей поднимался пар. Как странно, думала Фелисити, что здесь так холодно в марте, когда в Индии уже начинается жаркое лето. Темные леса сменялись холмистыми равнинами, приятными глазу, но выглядевшими после Индии невероятно пустынными.

На ступеньках Роуз-Холла, названного так в честь образцового сада миссис Уинфилд, рядом с мистером Уинфилдом стояла восьмилетняя Адела, то и дело приподнимавшаяся на цыпочках и вытягивавшая шею, чтобы первой увидеть «девочку из Индии». Как она разговаривает? В какие чудные наряды одевается? Адела видела картинки, изображавшие Индию, и имела свое представление о далекой стране.

Но из кареты вышла соответствующим сезону образом одетая девочка с широко расставленными голубыми глазами и в самом обычном капоре. И все же было в ее лице что-то… другое. Смуглая, вопреки моде, кожа, словно отполированная солнцем и ветром, и выражение… какое? Пришедшая на ум мысль потрясла ее до основания. Восхитительно дерзкое! Именно эти слова лучше всего подходили для описания того, что прочла восьмилетняя Адела в выражении лица сверстницы из Индии.