Кен Кизи - Пролетая над гнездом кукушки

— Куртизанка? — продолжил Хардинг. — Иезавель? — Большая Сестра обернулась и попыталась пригвоздить его взглядом, но Хардинг продолжал: — Не Иезавель? Нет? — Он в раздумье почесал затылок. — А как насчет Саломеи? Она — легендарная злодейка. А может быть, подойдет слово «бабенка». Ну, я просто пытаюсь помочь.

Большая Сестра повернулась обратно к Билли. Он сосредоточился на том, чтобы подняться на ноги, перевернулся и встал на четвереньки, бодая воздух, словно корова, затем оттолкнулся руками, встал на одну ногу, потом на другую и выпрямился. Он выглядел польщенным своим успехом, словно и не замечая всех нас, столпившихся у двери, поддразнивающих его криками «ура!».

Громкие разговоры и смех вились вокруг Большой Сестры. Она перевела взгляд с Билли и девушки на нашу группу, стоящую у нее за спиной. Лицо, сделанное из эмали и пластика, оседало. Она закрыла глаза и напряглась, чтобы унять дрожь, собираясь с силами. Она знала, что это было, она стояла, прислонившись спиной к стене. Когда ее глаза открылись снова, они были очень маленькими и неподвижными.

— Одно, что огорчает меня, Билли, — сказала она, и я мог слышать, как изменился ее голос, — как твоя бедная мать перенесет подобное.

Она получила ту реакцию, которой добивалась. Билли вздрогнул и прижал руку к щеке, словно она была обожжена кислотой.

— Миссис Биббит всегда так гордилась твоим благоразумием. Я знаю, она и сейчас гордится. А этот поступок ужасно ее расстроит. А ты знаешь, что происходит, когда она расстраивается, Билли; ты знаешь, как сильно бедная женщина может заболеть. Она очень чувствительна. В особенности в том, что касается ее сына. Она всегда с такой гордостью говорила о тебе. Она всег…

— Нет! Нет! — Его рот работал изо всех сил. Он потряс головой, умоляя ее: — Вам н-не н-н-нужно!

— Билли, Билли, Билли, — сказала она. — Мы с твоей матерью — старые подруги.

— Нет! — закричал он. Его голос царапал белые голые стены изолятора. Он поднял подбородок, чтобы кричать прямо в лунообразный светильник на потолке. — Н-н -нет !

Мы перестали смеяться. Мы смотрели, как Билли, складываясь, оседает на пол, голова запрокидывается, колени выдвигаются вперед. Он водил руками по зеленой штанине. Он тряс головой в панике, словно мальчишка, которому пригрозили поркой, как только срежут ивовый прут. Большая Сестра прикоснулась к его плечу, чтобы успокоить. От ее прикосновения он дернулся, как от удара.

— Билли, мне бы не хотелось, чтобы она поверила во что-нибудь такое — но что остается думать?

— Н-н-н-не г-г-оворите, м-м-миссис Рэтчед. Н-н-н-не…

— Билли, мне придется ей все сказать. Мне ненавистна мысль о том, что ты мог вести себя подобным образом, но, в самом деле, что еще мне остается думать? Я нахожу тебя на матрасе, с подобного сорта женщиной.

— Нет! Я этого не д-д-делал. Я просто… — Его рука снова дернулась к щеке и застыла там. — Это она делала.

— Билли, эта девушка не могла затащить тебя сюда силой. — Большая Сестра покачала головой. — Пойми, я бы с радостью поверила во что угодно ради твоей бедной матери.

Рука поползла по его щеке, оставляя длинные красные следы.

— Она д-д-делала. — Билли огляделся вокруг. — И М-м-м-макмерфи! Он делал. И Хардинг! И все ост-т-тальные! Они д-д-дразнили меня, обзывали меня!

Теперь его лицо обратилось к Большой Сестре. Он не смотрел ни в одну сторону, ни в другую, только прямо ей в лицо, словно оно состояло не из обычных черт, словно оно было спиралью, гипнотизирующей спиралью сливочно-белого, голубого и оранжевого цветов. Он сглотнул и подождал, не скажет ли она что-нибудь в ответ, но она молчала; ее умения, ее фантастическая механическая сила возвращалась к ней, наполняла ее, анализируя ситуацию и докладывая ей, что все, что ей нужно делать, — это сохранять спокойствие.

— Они з-з-заставили меня! Пожалуйста, мисс Рэтчед, они зас-зас-ЗАС!..

Она проверила радиус своего действия, и Билли уронил лицо, всхлипывая от облегчения. Она положила руку ему на шею и притянула его щеку к своей накрахмаленной груди, поглаживая его плечо, одновременно окидывая нашу группу медленным, презрительным взглядом.

— Все в порядке, Билли. Все в порядке. Никто больше не будет тебя обижать. Все в порядке. Я объясню твоей маме.

Она продолжала смотреть на нас. Было так странно слышать этот голос, мягкий, успокаивающий и теплый, словно подушка, выходящий из губ, твердых, словно фарфор.

— Все хорошо, Билли. Пойдем со мной. Ты можешь подождать в кабинете доктора. Нет причин принуждать тебя сидеть целый день в дневной комнате с этими… твоими друзьями.