Якоб Аржуни - Идиоты. Пять сказок

— И что это за метафора?

Пауль сложил губы трубочкой и посмотрел на пол перед собой, словно подыскивая слова. Нередко он точно так же реагировал на вопросы Бетти: как физик, которому приходится простыми словами объяснять профану теорию относительности.

— Так вот с ходу я этого объяснить не могу. Это пока скорее предчувствие. Теперь я чувствую, чего я хочу, но я еще этого не достиг, понимаешь?

— Не спрашивай все время: «Понимаешь?» Ты же ничего не рассказываешь.

— Это я просто так, я…

— Где твой сценарий?

Пауль оторопел, ему стало жарко.

— В кабинете.

— Можно взглянуть?

Еще три месяца тому назад каждый из них вряд ли заканчивал какой-либо текст, не показав и не обсудив его с приятелем по нескольку раз. Они показывали друг другу даже любовные письма. Тогда вопрос Сергея показался бы почти оскорблением.

Пауль выбрал наступательную оборону. Он посмотрел Сергею прямо в глаза, первый раз после того, как открыл ему дверь, и улыбнулся, словно прося прощения, словно отказывался пригласить его на вечеринку:

— Еще нет. Может, это и глупость, но я почему-то стал суеверным. Я хочу показать его, только когда он будет совсем готов. Соль всей истории в последней сцене, и, если она получится, получится и все остальное. Понимаешь? Я хочу сказать: это ясно или нет?

— Нет никакого сценария.

— Что?

— Бетти мне рассказала, нет никакого сценария. Есть груда пустых бутылок из-под пива и страницы перечеркнутых диалогов из Леоне, но ничего, что можно назвать сценарием или хотя бы его началом.

— Что за чушь! — Пауль вытащил руки из карманов и отошел от холодильника. — Я хочу сказать, ну что Бетти в этом понимает? — Он обошел стол и решительно начал складывать газеты. — И с каких это пор ты так к ней прислушиваешься?

— Покажи мне сценарий.

— Но… — Пауль выпрямился. Он прижал газеты к груди, пальцы его судорожно вцепились в бумагу. Что, собственно, Сергей себе позволяет? Ворвался сюда и ведет себя, как Бог знает кто! Разве он просил Сергея о чем-то?! — Но я не хочу.

— О’кей, — ответил Сергей, — тогда я сам поищу. — И привстал. Пауль сделал шаг вперед и загородил ему дорогу:

— Не смей!

— Скажи… — Сергей смотрел в панически открытые глаза Пауля и спрашивал себя, что, ради всего святого, должен означать этот проклятый спектакль, — у тебя все в порядке?

— Я же сказал, я просто не хочу!

— Ну ты сейчас много чего не хочешь: например, открыть дверь или сообщить кому-нибудь, что ты жив. И поэтому мне совершенно наплевать на твои желания.

Еще несколько секунд Пауль выдерживал требовательный взгляд Сергея, потом отвернулся, чувствуя, как напряжение покидает его, а в следующее мгновение ощутил только слабость во всем теле. Медленно, с трудом он оперся рукой о стол, отложил газеты, придвинул стул и сел. Несколько раз он робко, словно умоляя понять его, посмотрел на Сергея, не зная, в чем он, собственно, ждет понимания. Наконец произнес:

— Я больше не могу.

— Чего ты не можешь?

— Ничего. У меня остался только страх. Перед сценарием, перед неудачей, перед жизнью, перед смертью… — И тут Пауль рассказал, как последние три месяца он опускался все ниже и ниже. Сергей слушал, кивал, открывал пивные бутылки.

Около двенадцати они выпили две последние бутылки из ящика, и после некоторого молчания Сергей сказал:

— Мы с этим справимся.

Пауль только слабо улыбнулся.

Потом, когда при свете ночника он смотрел в потолок, слушал храп Сергея в соседней комнате и впервые всерьез раздумывал над тем, что, наверно, придется бросить сценарий и смириться со своим поражением, к нему пришла фея.

Она по воздуху подплыла к изголовью постели.

— Добрый вечер. — Это прозвучало как пожелание.

Пауль подскочил и вскинул руки, словно защищаясь. Даже аура феи ничуть не уменьшила его страх.

— Не бойтесь, — сказала фея, — я — фея и пришла, чтобы исполнить одно ваше желание. Извините за поздний час, но у меня сегодня было так много дел. Собственно, я хотела прийти утром, но мне сказали, что ваш случай особенно срочный. — Фея дружелюбно улыбнулась. При этом она быстро оглядела комнату и заметила пустые пивные бутылки, надорванную коробку с медовыми сухариками, почувствовала запах давно не менявшегося постельного белья. В квартире было убрано и очень чисто, но постельное белье, одежда и холодильник дурно пахли, потому что он больше не чувствовал запахов.

Пауль медленно опустил руки и в ужасе уставился на нее. Меньше всего Пауля волновало ее заявление, что она — фея. Не испугало его и то, что сквозь нее виден телевизор. В последние недели он сражался с таким количеством кошмаров, безумных галлюцинаций и воображаемых сценариев конца света, что одним фантастическим явлением меньше, одним больше — это его не пугало. Наоборот, в его сознании разговор с феей как-то естественно добавился к ставшим за последнее время уже постоянными беседам с Богом, чертом, черной соседской кошкой. Вряд ли так уж часто люди считали фею более реальной фигурой, чем Пауль в этот момент. Но именно поэтому ужас его рос с каждой секундой, пока не превратился в настоящий шок. Ведь появление феи могло означать для него только одно. Сдавленным голосом он спросил: