Нэнси Хьюстон - Линии разлома

«Крисси Крисвоти неподражаема, — читала я, — слух о ее таланте распространяется с молниеносной быстротой». Журналист в интервью спросил маму, что она имеет против текстов, и она ответила: «Думаю, голос — сам себе язык». На вопрос о будущем она сказала, что в скором времени собирается выйти замуж (счастливый избранник, видимо, менеджер Питер Зильберман? — предполагает журналист), переехать в Нью-Йорк и записать свой первый диск.

(В статье ни слова о дочери, но…)

В той же газете есть заметка о Мэрилин Монро: накануне вечером, одетая в сексуальное платье «в облипку», она пела «Happy Birthday» для президента Кеннеди, а когда вернулась в гримерку, едва не потеряла сознание. Я ее понимаю — мой килт иногда так впивается в талию, что бывает трудно дышать. Так вот, о Мэрилин: чтобы спасти актрисе жизнь, пришлось немедленно, прямо на ней, разрезать на куски наряд стоимостью в двенадцать тысяч долларов.

Я читаю все лучше и быстрее, читаю так, как будто от этого зависит моя жизнь, чтение — единственное, в чем я талантлива, если бы меня лишили чтения, я умерла бы от апоплексического удара.

Истории о собаках, которые проходят сотни километров, преодолевают горы, леса и реки, чтобы добраться до дверей родного дома и найти хозяина.

Истории о блуждающих по пустыне людях, которые сходят с ума от жажды, рот у них пересох, губы растрескались, они видят вдалеке оазис, но это мираж, там ничего нет, если человек видит миражи, его ждет верная смерть.

Истории о людях, сбившихся с пути на Крайнем Севере, бредущих по снегу, засыпающих в сугробе, как в собственной постели. А еще «Легенда о Сэме Макги» — совсем другая история о том, как человек замерз до смерти по пути на Северный полюс, товарищи бросили его труп в печку и ушли, а когда вернулись, он спокойно курил трубку и грел ноги перед огнем:

…Вот это меня развеселило.

Над историей о Маленьком Негритенке Самбо я тоже смеялась, больше всего мне понравилось, как он дразнил тигров, а они, вместо того чтобы сожрать его, бегали вокруг дерева и кусали друг друга за хвост, они бежали все быстрее и быстрее, так быстро, что не видели собственных лап, и в конце концов превратились в один большой, мягкий, полосатый комок.

Я обожаю книги, где кто-нибудь из героев умирает.

Я воображаю мамину смерть, сотни людей, явившихся на ее похороны, бабушку с дедушкой на краю могилы — у них опечаленные лица, а я им говорю: «Ну почему вы не были такими милыми, когда она была жива ?»

В мае мой средний балл составляет восемь из десяти, что совсем неплохо, но потом я совершаю ужасную ошибку. Переодеваясь в раздевалке после урока физкультуры, я стягиваю спортивное трико вместе с трусиками — всего на две секунды, но непоправимое происходит: «Что это у тебя на попке, Сэди?» — спрашивает Хитер, нацелив палец на мою родинку. «Ух ты! Смотрите все!» Я не успеваю прикрыться, все девочки видят пятно, они смеются, а я чувствую себя жалким ничтожеством. Враг в ярости, я знаю, он накажет меня за предательство, и так оно и происходит: когда я возвращаюсь домой, он не позволяет мне съесть полдник, не дает даже в зеркало на себя посмотреть, а сразу приказывает сто раз крепко стукнуться головой об стену. «Думаешь, мать тебя заберет? — ехидничает он. — Ха-ха! Ты этого не заслуживаешь, ты даже одеться и раздеться толком не можешь, вот и останешься до конца дней в этом доме».

Неужели из-за одной ошибки я лишусь всех набранных очков?

Вечером я чувствую себя оглоушенной — сто ударов есть сто ударов! — и играю на пианино еще хуже, чем всегда, едва прикасаюсь к ужину, и бабушка спрашивает, как я себя чувствую, но я не могу признаться, я не имею права никому ничего сказать о том, что произошло, но в этот момент звонит телефон, и я кидаюсь на кухню, чтобы ответить.

— Я слушаю…

— Сэди, крошка! Я вернулась!

— МАМА!

Врывается бабушка, отнимает у меня трубку, не преминув прошипеть: «Кто позволил тебе подходить к телефону? Ступай, закончи ужин! — после чего произносит ледяным тоном: — Удивляюсь тебе, Кристина, неужели ты забыла, что мы всегда садимся за стол в четверть седьмого?» Мама, судя по всему, не удостаивает ее ответом — миг спустя бабушка восклицает «Что-о-о?» и театральным жестом захлопывает дверь. Целых десять минут дедушка ест в гордом одиночестве, я жду, но мы не разговариваем.