Нэнси Хьюстон: Линии разлома

Для нее Арнольд Шварценеггер всего лишь губернатор Калифорнии. Она не видела ни одного фильма с ним, я же благодаря моему другу Брайану или, скорее, его родителям, у которых в полуподвале, в зале для игр, полным-полно старых видеокассет, видел трех «Терминаторов», потом «Стирателя» и еще «Возмещение ущерба». У них есть и полный набор «Звездных войн», и «Годзилла», это как римейк или, вернее, предвосхищение 11 сентября, там тоже рушатся небоскребы Манхэттена и ньюйоркцы в панике мечутся туда-сюда, крича и плача. Все это можно смотреть, сколько влезет, потому что мама Брайана не то что моя, она не хранительница очага, а ее беби-ситтер тоже не против, ведь в это время она может лакировать себе ногти на ногах и болтать по мобильнику с дружком. Шварценеггер неподражаем, он как робот, непобедим и неуязвим, если его человеческому телу нанести рану, ему ничего не стоит вскрыть себе руку скальпелем или вырвать собственный глаз, так что и мне незачем особенно тревожиться насчет операции по удалению родинки, назначенной на июль.

Папа далеко не атлет, его и спортивным не назовешь, но летом он все же играет с соседями в бейсбол. И принимает его очень всерьез, потому что это одно из тех занятий, которые он разделял со своим отцом, когда они жили на Манхэттене. Он купил мне игру, которая называется «Бейз»: ставишь пластиковый мячик на подставку и, приноровясь, ударяешь по нему пластиковой битой, потом кто-то бежит и подбирает мяч, и все начинается сначала. Когда папа уходит на свой бейсбол, мама играет со мной в «Бейз». Иногда ее подруги удивляются, видя, как она двести раз подряд бегает за мячом, да еще всякий раз восклицает: «Браво, Сол! Хорошо сыграно!» Они думают, что ей это наверняка очень скучно, но я-то знаю, что все не так, здесь дело в ее материнской любви. Вместо того чтобы превозносить перед своими приятельницами мое славное будущее, она только пожимает плечами и говорит: «Пустяки! Это мой моцион!»

Этой осенью я пойду в школу и намерен все прилежно слушать, записывать и получать блестящие оценки, но носа не задирать: другим пока незачем догадываться, что я король, Уникальное Светило и Единственный Сын, меня породили Google и Господь, я бессмертное и всемогущее дитя Сети. Если перевернуть WWW, получится МММ: кроме Моей Магической Матери, которой я позволил это заметить, никто не подозревает всего блеска, светозарности, лучистости моего мозга, который в свой час преобразится в спасителя Вселенной.

Мой единственный недостаток — родинка на левом виске. Она большая, с двадцатипятицентовую монету, круглая, выпуклая, коричневая и покрыта пушком. Ничтожная мелочь, но коль скоро тело — храм духа, малейший порок на виске Соломона недопустим и должен быть устранен, а потому мама посетила хирурга и условилась об удалении родинки в июле. Папа немного поворчал, но он к тому времени, по всей вероятности, уже отбудет в Ирак.

Собственно, война в Ираке закончилась около года назад, но там полно американских солдат, их еще то и дело убивают. Что приводит папу в бешенство всякий раз, когда он об этом вспоминает, тогда мама старается незаметно сменить тему, направить его мысли на что-нибудь приятное. «Нет смысла так яростно ополчаться против того, чего не можешь изменить, Рэндл, — говорит она ему. — Каждый на своем уровне делает то, что в его силах, чтобы обеспечить безопасность в мире. Президент делает свою работу, ты — свою, я — мою».

Мамина работа состоит в том, чтобы обеспечивать мою безопасность, и я верю, что наш дом — самый надежный на планете. Он создан для того, чтобы вселять в ребенка уверенность, — мама объяснила мне это месяц или два тому назад. (Она всегда твердо стоит на том, чтобы все мне объяснять, притом как можно более полно, ясно и честно, и, когда она мне что-нибудь говорит, это тотчас и навсегда становится моим убеждением, таким же глубоким и основательным, как если бы я сам его выдумал.)

— Тут вопрос обычного здравого смысла, — сказала она мне. — Если мы хотим тебя уберечь, что нам делать? Как по-твоему?

Я попробовал догадаться:

— Надевать на меня плащ, когда дождь идет?

Похоже, это был не слишком удачный ответ, но папа превратил все в шутку:

— Плащ и впрямь лучше надевать, когда дождь идет, чем когда он стоит.

— Нет-нет, — сказала мама, не обратив внимания на папину остроту. — Я говорю не о погоде, а о доме. Все было сделано для того, чтобы он стал для тебя совершенно безопасным приютом.

— Да, но нет веры, что это так уж верно, — сказал папа, — хотя и неверно было бы уверять, что совсем неверно. Как тут верить с полной уверенностью?