Линн Мессина - Модницы

Джейн стоит за мной, подталкивая меня в спину.

— Иди же. Исправь это, — говорит она, будто это простая проблема вроде неровной каймы или плохо вкрученной лампочки. — Иди же.

Я оглядываюсь, жалея, что здесь нет Кейт, Сары или даже Эллисон. Это их план; и проблема тоже должна быть их. Но теперь это моя проблема, и, обдумав ситуацию, я понимаю, что выход только один: нужно состроить из себя идиотку. Глубоко вздохнув, я прохожу за спиной у Гэвина, спотыкаюсь и хватаюсь за флаг, чтобы удержаться. Мы оба падаем на пол — флаг с куда большим изяществом и энтузиазмом, чем я, — а Анита Смизерс спешит поставить Гэвина в нужное положение. Она не хочет, чтобы ее клиента затмил неуклюжий редактор.

Как только справедливость восстановлена, Джейн спешит к Гэвину и переводит внимание на себя. Она даже не губка, она настоящая пиявка, и каждое мгновение, которое она высасывает, отнято у кого-то другого. Джейн счастливо улыбается, флиртуя с репортерами и объективами камер, но об искусстве она не знает ничего — она только что назвала Родена величайшим современным художником, — и я стою и смотрю, как вздрагивает Гэвин.

Стремление Джейн быть в центре сцены пылает ярким пламенем и не имеет никаких пределов. Она будет стоять на этом наскоро собранном подиуме, пока рабочие не унесут его, а менеджер не запрет двери. Я не рабочий сцены и не думаю, что смогу поднять Джейн, но все равно решительно приближаюсь к ней. Мы уже довольно отобрали у Гэвина, и я хочу оставить ему хотя бы это.

— …а если бы мне понадобилось сравнить его с одним-единственным художником двадцатого века, я бы назвала Сера. У них похожая чистота линий, — объясняет Джейн, привлекая типичное клише «Модницы», хотя «Воскресенье в парке» не современный диван и не платье от Калвина Клайна.

Хотя Джейн недовольна тем, что я перекрываю ей освещение, я наклоняюсь и шепчу ей на ухо, что демонстранты снаружи ждут ее заявления. Подобное заявление никогда в план не входило, но идея ей нравится. Снаружи в пять раз больше людей, чем внутри, и она внезапно представляет себе митинги протеста в шестидесятых, на которые она никогда не ходила, и Мартина Лютера Кинга на ступенях Линкольновского мемориала. У нее есть мечта [18] Начало знаменитой речи Мартина Лютера Кинга, посвященной расовому равноправию, — «У меня есть мечта». .

Поймав сердитый взгляд Гэвина, явно недовольного тем, что я так долго возилась, я иду за Джейн через толпу. Митинг протеста снаружи шумный, но упорядоченный; сотни людей собрались за синим полицейским заграждением. Ведет митинг невысокий аккуратненький человек в неприметном коричневом костюме; он стоит на возвышении с мегафоном в руке, и от фонарей на Мерсер его лысина в ореоле.

— Никакого Иисуса, никаких шуток, — кричит он, и аудитория повторяет слоганы вместе с ним. — Уважайте наши иконы, уважайте нашу веру, уважайте нас.

Он останавливается, чтобы сделать вдох, и Джейн пользуется моментом. Она поднимается на подиум, выхватывает у потрясенного оратора мегафон и приветствует толпу.

— Здравствуйте, — говорит она, и ее голос гремит по мощенной булыжником улице. — Меня зовут Джейн Кэролин-Энн Уайтинг Макнил. — Джейн ожидает, что они немедленно узнают знаменитое имя — она от всех этого ожидает, — и когда ее встречают бурной овацией, решает, что ее узнали. — Меня зовут Джейн Кэролин-Энн Уайтинг Макнил, — объявляет она снова, потому что ей нравится, как слова отдаются эхом от домов, — и я христианка.

Толпа одобрительно ревет. Они приняли ее за свою. Они думают, что дух Божий заставил ее говорить, как на христианских встречах для новообращенных.

— Я хочу поговорить об искусстве, настоящем искусстве, — говорит она, декламируя речь, которой раньше представляла Гэвина Маршалла. — Искусстве, которое заставляет нас плакать. Искусстве, которое заставляет нас смеяться. Искусстве, которое заставляет нас думать. Искусстве, которое заставляет наши сердца кровоточить. Искусстве, которое заставляет нас верить, что мы можем быть лучше и больше, чем мы есть. — Аплодисменты и крики становятся громче, и Джейн с минуту наслаждается одобрением, чтобы потом жестом попросить тишины. Джейн умеет работать с толпой — всего девяносто процентов ее репутации незаслуженны. — Настоящее искусство близко к Богу. Настоящее искусство чисто. Настоящее искусство делается не для потрясения, не для того, чтобы оскорбить максимальное количество людей за минимальное время. Настоящее искусство без фокусов. Фокусы для тех, кто не знает, что такое настоящее искусство. Это говорю вам я, Джейн Кэролин-Энн Уайтинг Макнил, христианка, — говорит она и делает паузу, потому что уже поняла, что здесь хорошо работает пауза.