Анна Кэмпион - В блаженном угаре

Голова раскалывается от боли, воды нет, мои «сандалии» из книжек — полная фигня, еле ковыляю. Время от времени меня пробирает дрожь: а если бы я задохнулась в этом проклятом багажнике? В этом душном гробу. Вот скотина… это было ужасно, как подумаю, до сих пор страшно, даже страшнее, чем когда только выбралась. Помню, очнулась, и первая мысль: он меня похоронил. Сразу стала искать хоть щелочку, хоть дырочку. Шарила-шарила… ни одной. Жутко психовала. Потом сообразила, что лежу в багажнике — по качке и подскокам на камнях, и еще по боли: в эти моменты я стукалась затылком о дно багажника — как раз тем местом, где вскочила шишка. Я-то думала, что он любит меня, что он меня и пальцем не тронет, а он… Если бы не Ивонна, он мог бы меня вообще прикончить, добить. Правда, виду него, когда он меня открыл, был совсем не свирепый, очень испуганный был вид. Но все равно, как подумаю, что он со мной сделал, жутко хочется плакать. И вот уже чувствую, как губы мои дрожат и растягиваются, еще миг — и я реву. И почему я раньше не сбежала, когда он еще спал? Села бы в машину — и всем привет… Почему? А ударил он меня почему? Не понимаю.

Тихонечко ощупываю шишку на затылке… громадная, чуть нажмешь — жутко больно. Он сам виноват, сам просил показать, на что я способна, вывернуться перед ним наизнанку. Он, видите ли, готов к самому худшему. Я еще постеснялась, могла бы сделать еще что-нибудь и покруче. А что покруче-то? Убивать я его точно не собиралась. Это меня почему-то все готовы убить. Мама говорит, что я и святого могу довести до белого каления и даже этого не замечу. Наверное. Их всех бесит, что сама я не психую, и они способны в этот момент меня прибить. Но это только домыслы, если честно, я не очень понимаю, как все это получается. Ладно, хватит об этом, сколько можно… Я, конечно, могла бы изобрести какую-нибудь классную пакость… вот именно… могла бы… на словах. А на самом деле вся моя суперпакость свелась к тому, что я заставила его меня полюбить. Нет, это еще не самое худшее, самое для него худшее, что я сама его не полюбила.

Да, он сам виноват. Зачем все время навязывал мне то, что я на дух не переношу, терзал мои бедные мозги? Все эти въедливые выяснения, споры, кто кого победил, постоянные… игра и сейчас еще не окончена. О-о, как же он меня бесил! У меня просто ехала крыша от злости! Голова разрывалась от этих его заморочек, только и выискивал, чем бы меня поддеть. Скажет что-нибудь, а я молчу, не знаю, что ответить. Ему бы только побольнее тюкнуть… Бум. А ты в ответ — ни бум-бум…

О-о-ой, сейчас у меня точно закипят мозги. Снимаю трусы и надеваю их на голову… это мне в наказание за то, что затащила его в постель. Вот и разгуливай теперь по пустыне в позорных рваных обмотках и с трусами на башке. Доигралась. И все равно тут лучше, чем в багажнике, хоть видно, где ты. Отливающая синим трава, рыже-красные проплешины на холмах. Валуны, на солончаках трава ниже и жестче, и опять валуны на верхушках кочек. И опять синяя трава, валуны, красная земля, желтая земля, солнце и небо, вездесущие лучи и неодолимая синева.

Боже! Какая я все-таки чокнутая! Ну кто меня заставлял все ему выкладывать? О-о-о, трепло, сорока, трясогузка фигова… Ненавижу себя! Невыносимо… невыносимо, что он теперь знает — про все мои тайные мечты об этом сволочном обманщике Баба, о том, как мне необходимо было его любить и чтобы он меня любил, чтобы хоть кому-нибудь было до меня дело. Да, жутко все противно. От злости мне хочется кататься по земле и колотить, колотить по ней пятками…

Солнце все еще жарит, скоро я поджарюсь окончательно. Плевать, так даже легче, отвлекает. А голова болит по-прежнему, чугунная, совсем чугунная. Я прошла примерно километр, то холмики, то валуны, кажется, от одного до другого рукой подать, но это обман зрения — идешь, идешь… Доковыляв до третьего валуна, я снова начала думать о Пи Джее.

Профессию свою он выбрал не просто так, это уж точно. Нравится дяденьке, когда его любят, когда перед ним лебезят, говорят, какой он умный и проницательный. Скорее всего, то, что произошло со мной, происходит с каждой его клиенткой: «ах, какая же я была дурочка, спасибо, что просветили, что вывели на верную дорогу», и чмок-чмок-чмок. Правда, они ему не устраивали ловушек, не заманивали обманом в постель. Надеюсь, я хорошо проучила этого мудозвона, — старикашка, похотливый кобель! Проучила? Чем? Ну да, рассчитывала его только подразнить, унизить, но, возможно… именно это ему, собственно, и требовалось? Вот дьявол! Совсем запуталась. Ясно одно: он не из тех, кто пойдет у кого-то на поводу. Он типичный эгоист… мы оба — типичные эгоисты. Я хочу делать все по-своему, он — по-своему. А это его чудненькое высказывание… что на всем белом свете найдется от силы трое человек, способных меня искренне полюбить.