СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН - После бури. Книга первая

Вот Корнилов и чувствовал себя и там, и здесь — в тех временах, когда еще существовала тайна, когда неизвестно было, чем все, вся жизнь, кончится, к чему жизнь идет, и эта тайна, может быть, и была тогда причиной и смыслом жизни, и здесь он тоже существовал, где тайны больше нет и неизвестно есть ли причина существования? Необходимость — есть ли?

Знания — приват-доценту Корнилову, было время, бог знает как кружили голову,— знания не столько что-нибудь новое разгадывали, сколько развенчивали все существующее, а развенчание всегда нетерпеливо, и вот с тем большим упорством Корнилов-веревочник отрешался нынче от нетерпеливости, тем сильнее чувствовал себя последним из могикан: он-то еще повьет веревки, точно так же, как вились они и тысячу лет тому назад, успеет, но тот, кто будет вить после него,— не успеет, нет, будет суетиться около каких-нибудь веревочных полуавтоматов и канатных машин, не зная, что значит «вить веревку»!

Ну, конечно, не обошлось без Бори и Толи, хоть кратко, а все-таки они мелькнули, полномочные представители настоящего, заявили о себе: «Наша задача — заглядывать в будущее! Наша задача — подготавливать к будущему ум человеческий! А — твоя?»

Корнилов подумал: «Хорошо, если бы так, если бы — подготавливать! Отлично бы! Но будет ли оно — будущее-то? А может, я вас, Боря и Толя, перехитрю, переплюну: вы в будущем и вы умрете, а я в прошлом и я не умру: прошлое не умирает! Что было, то обязательно — было!»

С этим Корнилов и погрузился окончательно в состояние, ни Боре, ни Толе не доступное, он медленно пятился, пропуская через руки струйку кудели; слушал скрип колеса, которое крутила, крутила, крутила, взмахивая головой, подслеповатая лошадь; улавливал шорох чурбаков-противовесов, которые ползком приближались к колесу ровно с той же скоростью, с которой Корнилов от него удалялся; ощущал на лице узкие полоски солнечного света, проникавшего сквозь щелеватые стенки сарая, изредка вглядывался в синий и посторонний предмет, называемый небом. Да разве можно представить себе Борю и Толю в таком же состоянии?!

Для них витье веревок — это средневековый труд, да и сами-то средние века это научно-историческое понятие, не более того. Для них веревочники не были и не могли быть ни театральными зрителями, ни читателями, поэтому их и вовсе не было. Наверное, не было?

Между тем они были, существовали в своем собственном укладе и привычках, которые Корнилову были хорошо известны и даже понятны.

Ну вот — веревочники яростно ненавидели нищих, и нищие никогда не заходили в Веревочные заимки, если кто и попадал туда нечаянно, веревочники тотчас заставляли убогого трепать или расчесывать тресту, если нищий был одноруким — давали ему в единственную руку кнут — погоняй лошадь у колеса, для этого двух рук и не нужно, слеп он тоже мог быть погоняльщиком — не обязательно на лошадь глядеть, ее можно и слышать, если же нищий отказывался работать — его били, отнимали суму с подаянием: «дураки подавали, теперь пущай умные попользуются!», но бывали случаи — нищие приживались на заимках, становились работниками. Средневековье умело работать. Как умело оно работать!

У веревочников не было детства.

В пять лет детишки еще предавались забавам, играли в куклы, в лошадок, но тихо как то и без смеха, без беготни, ну, а в шесть они начинали уже понимать, что быть детьми — это нехорошо, даже позорно, это обуза отцу-матери, и вот они становились няньками или погонщиками лошадей, собирали на топливо огромные кучи сосновых шишек около каждой избы.

И родословных тоже не было у веревочного народа. Дедов и бабок своих они еще помнили, дальше — нет, дальше никто известным не был, кто, откуда пришел в заимки — зачем это знать? История нужна, чтобы подкреплять ею нынешнее свое существование, но никто из веревочников никогда не сомневался в своей необходимости на этом свете. Веревка — вот что было этой необходимостью!

Да разве тот же Демидов построил бы аульские и прочие уральские и сибирские заводы, если бы не было у него веревок? Или, может быть, можно без веревки плавать по морям? Ездить на лошадях? Пахать? Воевать? Жить? Умирать? Без веревки покойника-то в могилу не опустишь и даже не повесишься, вот какая очевидность! К тому же веревкой кончались многие-многие надежды!

Веревочники жили по всей Сибири только заимками, несколько десятков дворов в каждой, а большего числа не нужно, больше нельзя: земли много требуется, под сараи, и сбывать готовую веревку трудно... Жить порознь — того хуже, мужики из деревень не повезут одному тебе конопляную тресту, мужики ищут покупателя крупного; в одинокой избе поблизости от города — это и не жизнь, всякая шпана ограбит и обидит.