Адольф Рудницкий - Нелюбимая

Она старалась не бывать дома, стыдясь молчаливой, ни о чем не спрашивавшей и все понимавшей хозяйки. Сегодня усталость привела ее домой раньше, чем обычно. Она уткнулась лицом в пальто Камила, висевшее на стене, ей захотелось с головой накрыться его пальто, и в этот момент раздался звонок. Ноэми подумала, что пришел Ежи, и лицо ее приобрело то выражение, которое обычно появлялось у нее при разговоре с Ежи. Она прикидывала в уме, сколько времени ей придется с ним провести. Дверь приоткрылась так медленно, словно в комнату кто-то прокрадывался, и на пороге показался Камил, а не Ежи. Ноэми смотрела на него широко раскрытыми глазами, разинув рот для крика, но крик так и не сорвался с ее губ. Дверь закрылась, Камил дальше не двинулся, и вот они стояли друг против друга, как прежде. На нее нахлынуло такое множество чувств, жизнь так бурно возвращалась к ней, что Ноэми почти утратила физическое ощущение своего существования: бормотала что-то непонятное ей самой, держала его руку, сама того не зная, всматривалась в его лицо, такое далекое и вместе с тем дорогое, тихо плакала и не могла выдавить из себя ни звука, ее душевное состояние никак нельзя было выразить с помощью слов.

Камил был заворожен силой этой действительности, чувством женщины — нелюбимой и, несмотря на это, прекрасной, необычайной, вызывающей восхищение. Ноэми даже не догадывалась, как счастлив он, что видит ее, что она существует . Во время своего бегства он скрывался в жалкой комнатушке, переделанной из кухни, на Цегляной улице, совсем недалеко отсюда. Днем он старался не выходить, адрес свой не давал никому, срок прописки отодвигал со дня на день. Сегодня утром он проснулся и сразу протрезвел. В комнатушке на Цегляной у него всегда по утрам была особенно ясная голова. Посмотрел на чахлую акацию во дворе, и ему почему-то показалось, будто он опоздал, упустил что-то очень важное. Потянулся за газетой и вздрогнул. На Электоральной улице, в том самом доме, где они когда-то жили, — семиэтажном каменном здании, перенаселенном, как обезьянья долина, молодая девушка, фамилию которой не удалось установить, покончила с собой. Он был уверен, что это Ноэми. Смотрел в газету, и буквы прыгали перед его глазами. Едва дыша он побежал на Электоральную. Довольно долго стоял у ворот, не осмеливаясь войти. В памяти его проносились образы прошлого, он видел, как они с Ноэми сидели вдвоем в комнатке на последнем этаже, видел дверь, закрывавшуюся на крючок, со стеклом, заклеенным цветной бумагой, плетеные стульчики, всю эту маленькую комнатку с красными обоями, до того печальную, что за сердце хватало. Они сидели и разговаривали. Вдруг Ноэми стало дурно. Он заботливо перенес ее на кровать. Потом она попыталась поднять руку и что-то ему показать, но у нее не хватило сил и рука беспомощно упала на одеяло. Однако он понял. Откинул одеяло и провел рукой по ее маленькому, мягкому животу — в нем была причина их тревоги. Он приложил к животу ухо, ничего не услышал; там было пусто, только на самом дне лежало что-то маленькое, как орешек. Ноэми очень хотела ребенка, а Камил не хотел. Она лежала на узкой кровати — им всегда доставались узкие железные кровати, — он сидел возле нее, и оба были так несчастны в ту теплую, светлую ночь. А в квартире через площадку в это самое время играли шумную свадьбу… Вся эта картина отчетливо восстановилась в его памяти, пока он стоял в воротах.

Наконец он решился войти, но тут же вернулся: не хватило духу, а минуту спустя снова вошел. Пройдя оба двора, он убедился, что на асфальте нет следов катастрофы, как он ее себе представлял. Может быть, он ошибся, вошел не в тот двор, а возможно, все произошло в соседнем доме, так похожем на этот, что он не раз ошибался и раньше, когда жил здесь. Он решил проверить номер дома и в воротах наткнулся на незнакомого ему дворника.

— Вы кого ищете? — остановил его дворник. Глядя в сторону и словно опасаясь, как бы не споткнуться на середине фразы, Камил быстро спросил, правда ли, что здесь покончила с собой молодая женщина — выкинулась с седьмого этажа.

— Туточки, — сказал дворник, однако тотчас поправил себя: — Тут.

— Как ее звали?

Дворник пристально на него поглядел:

— Фамилия не установлена, но люди говорят, что раньше она туточки жила. Тут, — снова поправился он.

Камил не мог поднять голову. Он не двигался, будто прирос к асфальту.

— Ома еще была жива. Ее увезли в Вольскую больницу, — добавил дворник.