Денис Куклин - Могилы героев. Книга первая

Егор оглянулся и увидел, что Зина уже прошла до середины вестибюля. В одной руке у нее был завернутый в одеяло ребенок, а в другой пакет с пожитками. К ней подошли сватьи, в руках его матери был букетик живых цветов. И еще он запомнил, какая Зина была счастливая, улыбающаяся и неестественно румяная.

Он забежал в вестибюль, обнял ее, посмотрел на новорожденного сынишку. Как он радовался в тот день, что теперь у него два сына. Младенец во сне морщился, половина личика у него была закрыта кружевной пеленкой. Егор улыбнулся широко и радостно, и прижался губами к непокрытой голове супруги. Но именно тогда он впервые увидел в ее глазах то, что после преследовало неотступно. В этом непостижимом взгляде слились страх и беспочвенная уверенность в своей правоте, гордыня, униженность, тщеславный восторг, холодный расчет и то, что выдает в человеке слабоумного. Это был самый странный взгляд, который он видел в своей жизни. Заглядывая в глаза жены, ему вдруг начинало казаться, что он сам становится слабей на голову.

Тогда же, в вестибюле роддома, развернув ребенка, сватьи вдруг притихли, словно одновременно поперхнулись воздухом. Опытные женщины наметанным глазом определили в новорожденном нагулянного ребенка. А, опомнившись, загомонили суетливо:

- Носик ваш, а глазки наши!..

- Губки тоже наши!..

Женька своеобычно усмехался, а Егор нес какую-то околесицу и улыбался Зине, осторожно прикасаясь к щечкам младенца.

Вот с того дня и пошло – поехало. Он работал днями напролет, в выходные проворачивая всю работу скопившуюся за неделю. Времени на семью на самом деле оставалось немного – кусочек вечера да ночь. Вот по ночам Зина и начала взбрыкивать. Между женой и мужем всякое бывает, но такого планомерного уничтожения добрых отношений не ожидает никто.

По натуре Егор был добродушным, не злым человеком. Как мог первое время подлаживался под ее выверты. Терпел, все надеялся, что образумится баба.

За эти годы он перестал замечать, что у Зины немного, совсем чуть-чуть, но масла в голове все-таки не хватает. Бывало, сидит на полу, возится с Темкой, Зина на диване курлычет с Игорьком. И вдруг найдет на нее, начинает грудничка совать ему в руки.

- Да, ты что, Зин?! У меня же руки холодные…

- Ты его просто не любишь!..- И тому подобное, глупое, подозрительное…

Неладное он стал подозревать после этих скандалов.

Вскоре свара у них пошла за сварой. Он знать не знал, о чем она шепчется с тещей. А его мать, как обрезало, перестала приходить в гости. Егор чувствовал, что за его спиной уже откровенно смеются, тычут пальцами… Нет, врала Зинка, к пацанам он относился одинаково, не видел между ними разницы. Украдкой вглядывался в лицо Игорька, но если что-то и видел в нем, то это были ее черты. Даже находил сходство с собой.

И надо же быть такой дурой!.. Сама открылась…

- Да!- Орала она во всю глотку.- Не твой он, понял?! А ты – тюфяк! Болото! Ты же ничего не умеешь! Да у нас любой сопляк в школе…

Удар. Голова у нее мотнулась в сторону: с утра неприбранная, светлые волосы спутались, а в глазах сам черт не разберет что творится.

- Любой сопляк,- и уже сама захлебнулась похабными словами.- Ты же…

Еще удар. Она упала на стол. Тут же вскочила. В уголках ее рта, как у бешеной собаки, клубилась пена.

- Су – у – ка!- Кинулась на него, пинаясь, молотя кулаками в воздухе.

Удар, еще удар… В глазах у Егора было темно от бешенства, и он забыл, то ли вдохнуть нужно, то ли выдохнуть.

Пацаны в комнате кричали благим матом. Зинка, похоже, окончательно рехнулась, расцарапала себе лицо, как только глаза не выковырнула, и билась на полу в истерике.

Он сбегал в комнату. Не помня себя, схватил Игоря, приволок его на кухню и положил на стол. Ребенок уже не плакал, зашелся в протяжном вопле. Во дворе голосила теща, из-за нее в то утро сыр-бор и разгорелся.

- Чей?!- Прохрипел Егор и рванул жену за волосы, приподнял над полом.- Чей пацан, сука?!

Она неожиданно вывернулась, вцепилась ногтями в его щеку.

- Не тронь!

Еще удар. Щека у него горела, будто вырвали из нее кусок.

- Чей?.. Говори!!!

- Гурдина. Семы Гурдина…

Он выпустил ее. Склонился над ребенком. Всмотрелся в его лицо. И признал наконец очевидное – это был не его ребенок.

- Егорушко!- Зинка вцепилась в его штанину. Лицо у нее было разбито в кровь, волосы свалялись в колтун.- Егорушко, ты только не убей его…- О ком говорила, то ли о ребенке, то ли о любовнике, Егор так и не понял. И заголосила, вторя матери во дворе:- Ой, Егорушко, прости ты меня!.. Прости дуру окаянную… Ой, Егорушко…