Игорь Клех - Миграции

А ведь я не успел еще ничего рассказать по существу!

Ни о здании Парламента, похожем на волну цунами, и позолоченном утесе Президентуры строго напротив — поднятом как перст в назидание, чтобы депутаты не забывались. Ни о светлом квасе из отрубей, на котором готовятся зама и чорба, гениальные летние супы. Ни об андерграундном ночном арт-клубе «Black Elefant» и его антиподе «Aero-cafe» в стеклянной трубе над улицей — стилизованном под салон дирижабля, с моделями летательных аппаратов над столиками. Ни как на пустой террасе ресторанчика в Рышкановке мне предложили бутылку самого дешевого саперави за $ 40. Кто-то здесь явно «отмывал» деньги, потому что через дорогу бутылка марочного каберне стоила в десять раз дешевле. За отдельным столиком сидели три молодые проститутки. Одна кричала в мобильник кому-то: «Христос, блин, воскрес!» Красивых женских лиц в Кишиневе избыток, зато явный недостаток длинных пальцев на руках, удлинить которые много труднее, чем ногти. Предпоследними исчезают хриплый голос и отрывистая речь. А дальше — только «изюминка», которая или есть в девушке, или нет ее. Я даже не упомянул о местном театре им. Эжена Ионеско, основателя театра абсурда. И не рассказал о поездке в винодельческое Криково в 12 км от Кишинева и в Старый Оргеев в 40 км, где самый удивительный в Молдавии ландшафт. Будто летающая тарелка диаметром в десятки километров приземлилась в излучине Реута. В XV веке Стефан Великий основал здесь крепость, а молдаване нарыли келий в каменистых берегах и на гребне поставили церковь. О раскопках в древнем Орхее и прелестях пейзажа мне рассказал молдавский археолог Октавиан. Увидев фотографии местности в советских путеводителях (за последнее десятилетие не было издано ни одного), удержаться от поездки было уже невозможно. При восстановленном лет пять назад пещерном монастыре (кстати, относящемся к Московской патриархии) живет сегодня несколько послушников. С одним я познакомился. Николай — бывший электрик, работавший на советских атомных станциях. Год назад оставил жену с дочерью в столице, потому что не стало работы. Гости в монастыре не редкость, случаются экскурсии из Кишинева. Узнав, что не иностранцы, а из Москвы, он разговорился на полную катушку. Рассказал легенду о поисках золотой кареты, которую уже несколько столетий ищет вся Молдавия. Поговаривают, что она где-то здесь зарыта.

Времени присоединиться к поискам у меня уже не оставалось. Наутро я улетал домой. Рейсы на Вену, Прагу, Стамбул, Тель-Авив отправлялись полупустыми. В самолете на Москву не оказалось ни одного пустого кресла.

Литва начинается еще в поезде «Maskva — Vilnius», отходящем с Белорусского вокзала, чистеньком, с дезодорантами в туалетах и подкрахмаленным постельным бельем. Утром, правда, любопытные и подозрительные белорусские пограничники разберут ваш багаж до мельчайших составных частей, но их можно понять — когда в Гудогае все еще советская власть, а на соседней станции Кена уже скандинавского вида вокзальчик и рядом с литовским флагом гордо полощется звездное знамя Евросоюза. Граница настоящая, как когда-то, с нескончаемой изгородью под током вдоль путей и телекамерами. Я уж подумал, грешным делом, что литовцы со своими новыми друзьями соорудили для нас такой «калининградский коридор», но, к счастью, через десяток километров все эти «вохровские» прелести закончились. А через полчаса был свежий после ночи и залитый утренним солнцем Вильнюс.

Я обменял в привокзальном банке евро на литы (здесь в ходу еще литы, хотя по литовскому паспорту уже можно ездить по всей Западной Европе, не пачкая его штампами и не заботясь о визах). Рубли с собой лучше не брать. Соотношение рубля к литу примерно 1:10, но в большинстве обменников купят его у вас по 7 центов, а продадут за 14. С прочими валютами ничего подобного не происходит — и это единственное проявление «русофобии», с которым я столкнулся здесь за пять дней. Если не считать, что поездное радио попрощалось с пассажирами по-литовски и по-английски. Видимо, по пути все россияне сошли, а в поезд загрузилось до черта англичан.

Сразу скажу, что Вильнюс приятно меня поразил и рассеял осадок, который оставил по себе на рубеже 90-х. Тогда он выглядел взвинченным и плоским — будто в нем остались одни площади и тротуары, а стены исчезли. Справедливости ради: другие города тогда выглядели так же голо, но у каждого оказались своя судьба и участь. В литовскую столицу по прошествии десяти лет возвратилась наконец ее История и прилила, как кровь, к анемичным щекам современности. Чего не скажешь, например, об украинском «близнеце» Вильнюса — приходящем в упадок Львове.