— Баборыба, что ли? — взволновался я.
— Какая ещё Баборыба? — удивился Костик.
— Ну, та, которую отловил в подземном реликтовом водоёме профессор Удочкин.
— Эй вы, бездуховные бездельники! — загромыхал Шаронов-старший. — А ну, назад к самобранке! Разливаю! Хочу Баборыбу по-монастырски! Из «Астории» на Тверской! Каких она пород, из лососёвых или из осетровых? Если из осетровых, то лучше приготовьте севрюгу!
— Ты, дед, охальник и крикун, — заявил Константин. — Наша Баборыба — не сёмга и не севрюга. Она женщина.
— Так бы сразу и сказали, — утихнул Шаронов. — Женщину я жрать не буду. Ещё вырвет. Моё дело воспевать красоту женщины. Небось и ваша Баборыба хороша, как Венера Веронезе. Ты, шалопай, видел её?
— Нет, — сказал Костик. — Её никто не видел. Правда, есть папарацци, утверждающие, что и видели, и сняли её, и что живот у неё за три месяца прилично округлился! Вот, смотрите, — и он достал из внутреннего кармана фотографию.
— Смазливая девица, — заключил Шаронов-старший. — И тело у неё, вижу, отменное. Завтра же начну мазать «Баборыба в кратере Бубукина». Холст на большой подрамник у меня уже натянут.
Шаронов обычно или «мазал» или «красил». Но не мазал и не красил. Полотна его висели и в Третьяковке, и в Русском музее, в коллекциях именитых собраний, и уважительно стоили на аукционах «Сотби». Меня он тут же пожелал пригласить в консультанты.
— Расскажи мне о подробностях кратера Бубукина. Сможешь?
— Конечно, смогу! — нагло заявил я. — Но не сейчас, а завтра.
— Это разумно, — согласился Шаронов.
Константину наш обмен репликами с его знаменитым отцом не понравился. Мы болтали о чепухе, а его волновали проблемы космологические. Шаронов-старший сейчас же принялся на трапезных салфетках, белых, с тиснением, создавать наброски будущего полотна и рисовал теперь кратер Бубукина, о котором понятия не имел. Как и я. Константин же явно хотел, чтобы я высказал ещё одни, новые, соображения или сомнения, какие бесспорно томили и его.
И я не удержался:
— Если, предположим, Куропёлкин находится в своём затворе, как ты сказал, но есть — ГЛОНАСС, есть какие-то чуткие следители, им-то из космоса доступно разглядеть и рост василька в ржаном поле, и почёсывание уставшего к вечеру рыжего муравья. И даже его, муравья, занятия любовью с тлёй на смородиновом листе в саду флейтиста Садовникова. Отчего же им не знать, где нынче и чем занимается геонавт Куропёлкин?
— Не знают. Не видят.
— А если он задержался под землёй… Но ведь должны были быть установлены датчики, не знаю, на теле ли Куропёлкина или тем более в комбинезоне Вассермана. Их сигналы могли бы вызнать и в закрытом помещении место пребывания Куропёлкина и интенсивность его жизненных токов.
— Были или не были такие датчики, не знаю, — сказал Константин. — Но сигналы от них не поступают.
— Значит, его нет, — задумался я.
— Он есть! — чуть ли не вскричал Константин. — Есть! И он живой!
— А у меня такое ощущение, — сказал я, — что публика у нас уже ничего хорошего не ожидает, раньше мы жили упованиями, что всё лучшее впереди. А теперь, если путешествие Куропёлкина закончится трагедией, никто слезу не прольёт. Закономерность. Бедолага, конечно (или авантюрист), но подобное в наше время и должно было произойти. «Протоны», батоны, в день покупки становящиеся белой крошкой. Коммерция. Минус понятия о совести и чести. И эта баба благородных устремлений наверняка наворовала. Даже такое святое дело, как реконструкция Большого театра, если верить молве, не состоялось бы без растрат и откатов.
— Вы разгорячились, дядя Володя, — спокойно сказал Костик. — И находитесь в раздражении. А мы о многом не знаем. Тем более что ситуацию с геонавтами стали усиленно секретить.
— Что значит секретить?
— А то и значит, что секретить. Дело новое, юридически не оформленное. А наши было раскудахтались. Теперь выдвинули на передовую дипломатов. Особенно после ворчания американцев.
— Какого ещё ворчания?
— Ну, ворчание пока неофициальное и, посчитаем, деликатное, — сказал Константин. — Или даже осторожное. Выраженное намёками. Причём никакой Куропёлкин и геонавты в нём не присутствовали. А так… Мол, какой-то странный случай произошёл на Аляске, в запретной для жителей зоне. Будто кто-то взлетел там или пролетел, взбудоражив приборы космической защиты и заставив обнаружить места их установки. Не исключено, что это были инопланетяне. Но не исключено также, что действие затеяли и учинили коварные и агрессивные северные соседи, гренландцы, то есть по сути — эскимосы, желающие стать властителями арктической части континента. Но наши сведущие-то люди всё просекли. И то, кого считают северными соседями силовые службы Большой атлантической страны. Но доказательств у них никаких нет. Хорошо хоть Куропёлкин не оставил там следов. В так называемой запретной зоне был найден лишь ремень из кожи бизона с вырезанными на нём ножом латинскими буквами БАРРИ.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу