Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

— Замечательным получилось объяснение у нас с вами, Нина Аркадьевна, — сказал Куропёлкин.

— Ты упрощаешь, Женечка!

— Ничего себе упрощаю! — воскликнул Куропёлкин. — Исполню ли я требования нового проекта Бавыкина или расплавлюсь в магмах, для вас всё равно случится выгода. Может, вы ещё ожидаете, что я для вас добуду вёдра с алмазами и изумрудами из кратера Бубукина? Так ожидайте!

— Какого ещё кратера Бубукина? — удивилась Звонкова.

— Вам объяснят, — сказал Куропёлкин. — Или уже объяснили. И не надо вранья…

— Женечка, какого вранья?..

— Всё, — решительно заявил Куропёлкин. — Ни о какой любви говорить не будем. Всякие общения с вами, Нина Аркадьевна, я прекращаю. Вас для меня нет. Готов к казематам, каторжным работам и любым репрессиям.

— Вас ждёт Баборыба, не лицемерьте, и государственный Шалаш.

— Баборыба для меня — резиновая кукла, и у неё есть друг, господин Трескучий! — Куропёлкин уже кричал. И был как баба базарная.

Утром Куропёлкин связался с Селивановым и сообщил ему, что согласен участвовать в проекте.

— Я и не сомневался, что так оно и будет.

— Когда приступать? — спросил Куропёлкин.

— Вас пригласят на необходимую подготовку в приближённых к предполётным условиям занятиях и обследованиях, по всей вероятности через месяц.

— А как же?..

— Никаких посягательств на уровень вашего проживания, даже и при соблюдениях контрактов, не произойдёт, — сказал Селиванов. — Могут, конечно, возникнуть сложности с Шалашом, однако вряд ли они вас расстроят. А вот Избушка, надеюсь, сломана не будет.

— Вы надеетесь… — вздохнул Куропёлкин.

— Во всяком случае, вас не тронут, — пообещал Селиванов. — Так что, живите, отдыхайте, набирайтесь сил. И если хотите, пейте пиво. Но можете перейти и на наши тюбики.

— Ну, спасибо, — сказал Куропёлкин.

Проблема питания (а возможно, и Избушки) прояснилась через полчаса. Оскорбителя хозяйки усадьбы Куропёлкина посетила горничная Дуняша. И не с пустыми руками.

— Стало быть, меня не сняли с довольствия… — произнёс в воздух Куропёлкин. — Боюсь только огорчить вашу хозяйку и господина Трескучего. Очень скоро расплачиваться за бытовые услуги я не буду способен.

— Как понимать твои слова? — спросила Дуняша.

— Меня просто не будет, — сказал Куропёлкин.

— Передать это Нине Аркадьевне?

— Она и так должна была всё понять, — сказал Куропёлкин.

— Ты её обидел. Она плачет.

— Ничего, — сказал Куропёлкин. — Слёзы высохнут. У меня глаза сухие. А она получит свои выгоды.

Куропёлкин сел к столу, пододвинул к себе тарелку с овсяной кашей, но есть не смог, затошнило.

— Всё, Дуняша, — сказал Куропёлкин. — Большое спасибо за доброе ко мне отношение. Более утруждать своими заказами и капризами кухню Нины Аркадьевны не стану. И лишние затраты на меня испарятся.

После недоумений горничной и её ухода Куропёлкин связался с Селивановым и сообщил ему, что готов перейти на тюбики.

— Прекрасно! — обрадовался Селиванов.

— При этом я не забыл о вашем пожелании пить пиво и хотел бы иметь добавку к вашим тюбикам.

Селиванов, похоже, задумался.

— Можем предоставить вам и концентрат, жидкий, взамен баночного и бутылочного.

— Не пойдёт…

— Почему?

— В потреблении пива важен процесс с размышлениями, а не глоток капли.

— Понял, — сказал Селиванов. — Не волнуйтесь, отдыхайте, ждите.

— И ещё один вопрос. Для вас не новый. Извините за назойливость, — сказал Куропёлкин. — Кто же всё-таки наш с вами знакомый Барри и чего от него можно ожидать?

— Не могу вас просветить, — недовольно произнёс Селиванов. — Но если он окажется рядом с вами, следует быть внимательным и осторожным.

— Угу… — пробормотал Куропёлкин.

О письме из бутылки и спрашивать было без толку.

«Подурачился! — подумал Куропёлкин. — Вроде бы права у Селиванова кое-какие отбил. Вроде бы пиво себе оговорил. А на кой мне теперь это пиво! Как жила во мне тоска, так она во мне и осталась…» И не то чтобы осталась, а и загустела, и выбраться из неё не было возможности. И вроде бы принял решение. И оно было признано им самим единственно верным. Хотя понимал, что было в нём нечто от детской конфетной сладости. «Вот он погиб. И нам всем жалко его, и стыдно…»

Нет, уверил себя Куропёлкин, принимал решение не разочарованно-обиженный мальчик — мечтатель, а взрослый мужик, и никакие чужие сожаления ему не были нужны.