— Вот как! — только и смог произнести Куропёлкин.
— Именно так! — сказал Трескучий.
— Впрочем, обо всём об этом можно было и догадаться, — вздохнул Куропёлкин.
— Да она ради своей корысти, — с неожиданной горячностью и даже обидой в голосе заговорил Трескучий, — при всей своей учёности, могла принять и теорию давнего приятеля, чокнутого Бавыкина о том, что Земля имеет форму Чемодана…
— Для переноски денег, — добавил Куропёлкин.
Трескучий озадачился.
— Это что — шутка? — спросил он.
— Шутка, — согласился Куропёлкин. — Но мне пока не слишком понятен смысл вашего прихода, — спросил Куропёлкин.
— Пришёл я к тебе, — сказал Трескучий, — чтобы напомнить, что ты — никто, пустышка, не рыпался и не роптал, и главное — не имел иллюзий ни по поводу госпожи Звонковой, ни меня, ни какого-то особого интереса к тебе государственных структур. Ты пустышка и ты сам по себе.
— По поводу себя, — сказал Куропёлкин, — я не держу никаких иллюзий. По поводу других имею право фантазировать. И даже на что-то надеяться.
И тут господин Трескучий, какой в течение нескольких минут и впрямь мог показаться сомневающимся в чём-то (или смущённым чем-то) собеседником и словно бы желавшим получить от Куропёлкина поддержку или даже советы, моментально превратился в свирепого управителя мелких существ, как и в день знакомства (стало быть, подписания контракта) с Куропёлкиным. Крепкий, вёрткий, невысокий, он сумел вернуть себе лицо Значительной Личности, при взгляде на кого следовало трепетать, голову вминать в плечи и ощущать собственное ничтожество.
Голову, впрочем, вминать в плечи Куропёлкин не стал. Но чуть-чуть ссутулился.
— И вот ещё что, Куропёлкин, — грозно произнёс, уже подходя к двери Избушки, Трескучий — Баборыба доставлена тебе полтора месяца назад. А ты её ещё как следует не ублажил. Из неё слёзы текут иногда. Ты меня не зли!
Обернулся и пригрозил Куропёлкину пальцем.
— Понял, — вздохнул Куропёлкин.
А впрочем, что он был должен понять?
Единственно, что из последних слов Трескучего подействовало на Куропёлкина, это напоминание о сроке пребывания с ним под одной крышей Людмилы Афанасьевны Мезенцевой.
Полтора месяца.
Надо же!
А ведь и вправду — полтора месяца под одной крышей с Баборыбой. Хоть пиши воспоминания.
Какие такие воспоминания? О чём? Если только о двух купаниях в Аквариуме с пловчихой в сиреневом купальнике. Вернее, с двумя пловчихами, причём большее впечатление на него произвёл случай со второй пловчихой.
Теперь же, после визита Трескучего к Куропёлкину, после его предупреждений, недолгие светлые грёзы превратились в кошмарное восприятие затей некогда Принцессы (нынче, стало быть, — Королевы) Точных наук, и надо было признать, что принимаемые Куропёлкиным (порой!) за будто бы лёгкие, но несомненные элементы игры симпатий слова о взятках Каренина вызывались, на самом деле, вполне реальными экономическими интересами бизнес-высочества. И ясно было, что оставленный при Люке воевода Трескучий был прилеплен к этим интересам (хотя наверняка имел и свои, укутанные туманами от госпожи Звонковой, цели, и подталкивания Куропёлкина к новым общениям с Баборыбой в эти цели вмещались). Не исключено, конечно, что господин Трескучий блефовал, в частности связывал себя с государственными структурами, и как бы давал Куропёлкину понять, что не один Селиванов Пробивателю хозяин, а есть и ещё нечто, неподчиняемое смыслам и логике поступков, даже и лошади, и вуали Нины Аркадьевны, но обладающее самостоятельной силой, возможно, что решающей и неодолимой.
Сила эта (не исключено — из блефов Трескучего) отчасти связывалась им с Людмилой Афанасьевной Мезенцевой.
Возможно, что-то он, Куропёлкин, в Баборыбе важнейшего и тончайшего (по замыслу) и не расчувствовал. Мол, игрушка она и есть игрушка. Тем более с лёгкостью востребованная.
А в ней, возможно, поместили секрет.
И Куропёлкин посчитал нужным немедленно спуститься в Шалаш, к Баборыбе.
Спустился и сразу получил бейсбольной битой по лбу. Или полицейским средством усмирения массовых беспорядков. Впрочем, ни биты, ни резиновой дубины в руках Людмилы Афанасьевны не было.
Просто она огрела Куропёлкина словами:
— Это ты, Куропёлкин, у нас Баборыба, а не я. Какой из тебя мужик? Или хотя бы семейный проживатель? Ты холодная и безответственная особа! Я забеременела, а ты моими состояниями не интересуешься!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу