Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

— Раз она возникла хотя бы в вашем воображении, — сказала Звонкова, похоже, с печалью в голосе, — значит, она вам желанна.

«Сейчас я и утону в умилении… — испугался Куропёлкин, — и это госпожу работодательницу наверняка обрадует… неизвестно, правда, почему…»

И он сказал грубовато:

— Сдалась вам моя Баборыба!

И добавил:

— Вам небось хватает новых Шахерезадов!

— Шахерезады и Ларошфуко отменены, — услышал Куропёлкин. — Что же касается наших общений, то они оказались не только мне не бесполезны… Наше с вами эссе о молодых поэтах нулевого десятилетия, да, я… в дни вашего отсутствия… кое-что добавила в текст, так вот наше с вами эссе опубликовали в серьёзном журнале, а главное — мои структуры создали издательство ради выпуска книг этих поэтов, оно пока убыточное, но со временем станет доходным.

— Это очень благородно, — сказал Куропёлкин, — приятно было услышать. В особенности мне понравилось выражение: «В дни вашего отсутствия…».

— Извиняться перед вами я не собираюсь, — сказала Звонкова. — И от вас я не слышала просьб о прощении.

— Просьб о помиловании… — подсказал Куропёлкин. — А вы в них сейчас нуждаетесь?

— Нет, сейчас не нуждаюсь, — мрачно произнесла Звонкова. — Тем более что вы мне во многом неподвластны. Вы оказались в сфере государственного интереса…

— А то бы? — спросил Куропёлкин.

— А то бы… А то бы… — начала Звонкова. — Нет, промолчу…

— И на том спасибо, — сказал Куропёлкин. — Но раз я вам в чём-то неподвластен и в прошениях моих, да и вообще, видимо, во мне вы не нуждаетесь, почему бы нам не разойтись с миром и не прекратить действие известного контракта. Тем более что Шахерезады здесь нынче якобы отменены.

— Ни в коем случае! — воскликнула Звонкова. — Об этом не может быть и речи! Тут случилась бы потеря возможной выгоды. А на потерю выгоды мы не пойдём.

— Какой ещё выгоды? — заинтересовался Куропёлкин.

— Ну, это уже моё дело, какой, — сказала Звонкова.

— Занятно, — сказал Куропёлкин. — Занятно. Но порядочно ли хозяевам раба, посаженного на цепь в уверенности, что он еще притянет к ним выгоду, не выполнять финансовые обязательства, прописанные в контракте.

— Что вы имеете в виду? — спросила Звонкова.

— Я имею в виду свои пустые карманы, — сказал Куропёлкин. — Или я выведен из расчётных ведомостей по причине отсутствия?

— Тут какое-то недоразумение, — неуверенно сказала Звонкова. — В отчёте господина Трескучего сообщено, что все ваши услуги оплачены по справедливости и по реальной ценности…

— Очень может быть, что и оплачены, — сказал Куропёлкин. — Но только каким способом? Ясно, что не через кассу. Господин Трескучий объявил мне, что он не имеет доступа к материальным фондам и финансам.

— Он именно так объявил вам? — Звонкова внимательно поглядела на Куропёлкина.

— Именно так, — сказал Куропёлкин.

— Ладно… — тихо произнесла Звонкова. — Независимо от чего-либо все условия контракта будут соблюдены.

Эти слова были произнесены с интонациями маршала Жукова, обещавшего взять Зееловские высоты и Берлин (впрочем, откуда мне известно об интонациях маршала Жукова? Так, предположения…).

— То есть никаких пунктов контракта, — сказал Куропёлкин, — я не нарушал? И никаких проступков за мной не замечено?

— Будем считать, что так, — сказала Звонкова.

— Но тогда почему же отосланы в дали дальние и награждены нелюбимыми, но якобы праведными мужьями камеристки Вера и Соня? — спросил Куропёлкин.

Какой уж тут маршал Жуков с Берлином и Зееловскими высотами перед логовом врага! Боги Олимпа рассвирепели, выслушав слова Куропёлкина.

Нина Аркадьевна рассердилась всерьёз.

Но вот глаза и ноздри её вроде бы успокоились, и она произнесла:

— Вы, господин Куропёлкин, истинно наглец! И вы ничего не поняли. Вы не можете понять женщину. Вам недостаточно вашей Баборыбы. Вас будто бы заботят судьбы камеристок и их отдаление от вас. А ведь вы отнеслись к ним легкомысленно. Как и к другой… то есть как и к другим женщинам…

— Камеристки вели себя по протоколу приготовлений к ночам в опочивальне, следуя указаниям домоправителя Трескучего. О чём другая женщина обязана была бы знать. И нечего приписывать им, — резко сказал Куропёлкин, — и мне легкомысленные забавы.

Впервые за дни общений Куропёлкина со Звонковой Нина Аркадьевна выкрикнула бранные слова по-боцмански и посоветовала подсобному рабочему знать свой шесток.