Однажды Ксюша спросила:
- Какой у меня будет гроб, Иосиф?
- Большой и красивый, Ксюша, - ответил я.
- Почему я до сих пор его не видела?
- Потому что не было повода, - сказал я. – Ты же не спрашивала. Как только захочешь его посмотреть...
- Я хочу.
- Уже?
- Да, - твердо кивнула она.
- Нет проблем.
Я привел ее к гробу. Это был строгий цинковый ящик, построенный согласно индивидуальным расчетам, длинною девять метров и с возможностью достройки.
- Ну, как тебе? - улыбнулся я.
Ксюша ничего не ответила и быстро вышла из мастерской. С тех пор задумчивая печаль не сходила с ее кроткого, удивленного лица.
- Почему ты не желаешь встречаться с Ексакустодианом? - иногда интересовался я. - Ведь он часто заходит к нам, справляется о тебе.
- Я ненавижу его, - признавалась Ксюша, потупившись.
- Вот те на! - вздыхал я. - Ох, девчонки-девчонки! Лишь бы голову потерять - не от любви, так от ненависти.
- Я ненавижу, - повторяла она.
В последний месяц Ксюшиной жизни их отношения вновь пошли на поправку. Ексакустодиан много рассказывал ей о гробах, проводил индивидуальные занятия и консультации. После того, как мы расставили все точки над i с помощью двустволки, мой друг тоже здорово изменился: совершенно отказался от пищи, постоянно крутился возле своего гроба, размышлял о вечности. Он совсем забросил лекции и вольных плотников. Да и бог с ними, все равно Ексакустодиана никто не понимал.
Я говорил ему:
- Ты талантлив. Тебе нельзя долго связываться с женщинами. Они погубят тебя, зароют крылья в землю. Пусть в семьях чахнут пауки. Ты же никогда не взлетишь.
- А я разве с кем-то связываюсь? - удивлялся он.
Он действительно ни черта не помнил. Да я особо и не напоминал.
А Ксюша становилась все более рассеянной. Однажды она спутала кефир с цианистым калием, выпила целый стакан и умерла.
Я посадил на ее могилке ландыши, напомнил Ексакустодиану.
- Ландыши? - спросил он. - Какие ландыши?
... Ибо обретаем мы только тогда, когда отдаем;
и когда прощаем, нам прощается;
и только умирая, мы рождаемся для вечной жизни.
Франциск Ассизский.
Ексакустодиан Измайлов пал возле рукотворного детища. Я нашел учителя бездыханным. Великолепный восьмидесятиметровый гроб сверкал на солнце, излучая бесчисленные солнечные зайчики. Средневековье, барокко, классицизм, современность, - все гармонично воплотилось в этом великом памятнике. Очарованные прохожие в восторге спрашивали: «Что это? Разве такое делается руками?»
Выражение помолодевшего лица Ексакустодиана было ошеломляющим, оно соединяло в себе триумфальное ликование и небесное упокоение, подростковый сарказм и всепрощение, младенческое удивление и всепонимание, самоотречение и яркую индивидуальность. Впрочем, объяснять это на пальцах - все равно, что пересказывать бытовым языком содержание Чаконы Иоганна Себастьяна Баха. Скажу лишь, что с подобным единством противоположностей я столкнулся впервые за 125 лет.
На второй день мы отнесли Ексакустодиана в операционную для выяснения причины смерти. Стенки его желудка настолько слиплись, что некрохирургу Сергею Кольцову пришлось отделять их одну от другой скальпелем. Однако сколько он ни полосовал тело моего друга, сколько ни возился, присутствия органических продуктов в организме обнаружено не было. Ими даже не пахло. Вскрытие установило: в желудке Ексакустодиана Измайлова не было ни крошки в течение трех последних месяцев. Не было там и Святого Духа.
Тем же вечером я собственноручно уложил Ексакустодиана в великолепный гроб и пошел спать. Следовало хорошенько отдохнуть - на утро предстояла сумасшедшая работа. Выкопать восьмидесятиметровую яму приличной глубины - это вам не хухры-мухры, занятие не из простых (откровенно говоря, оно меня мало вдохновляло, да и вообще грозило растянуться на несколько мучительных месяцев: человек я уже не молодой, силы на исходе). Если б ни одно чудесное происшествие, случившееся на третий день по смерти моего друга, не знаю, как бы я выкрутился.
А произошло следующее.
Ранним утром я взял лопату и отправился на кладбище, напевая мотивчик “ABЕ Марии” Джулио Каччини, так любимый Ексакустодианом. Погода резко испортилась. Откуда ни возьмись, набежали тучи, накрапывал мелкий дождик - лишь музыка согревала мое приунывшее сердце. Я подошел к месту, на котором оставил Ексакустодиана со всем его барахлом и не поверил глазам: его гроб исчез. Я огляделся и увидел маленькую девочку в белом платьице (до сих пор не пойму, что она делала одна на пустынном кладбище под дождем).
Читать дальше