Мария Галина - Гиви и Шендерович

И там, в колеблющемся огненном хаосе, зияло глухое угольное пятно с четко очерченными краями — небесный камень, черный, как бездны неведомых ледяных пространств, из которых он упал на землю, поглощающий любой свет, любой огонь, распластавшийся неподвижной плоской как стол поверхностью.

Водруженная на нем, сияла злополучная скрижаль.

Алтарь несчастных братьев был лишь жалкой пародией на подлинный — скрижаль возвышалась над черным камнем, распространяя вокруг себя бледный свет. Письмена ползли по ней, меняя форму, точно огненные скорпионы.

— Скрижаль Силы! — убитым голосом произнес Гиви, — так это она! Так это из-за нее все заварилось!

— Мишка! Ужас какой! — Алка подпрыгивала внизу, вытягивая шею, чтобы ухватить хоть краешек зрелища.

Шендерович возвышался над камнем, протянув вперед руки. Гиви показалось, он вырос так, что упирается головой в черное небо. Огненные отсветы плясали у него на лице.

— Цорэр! Нецах! Малкуд! Ор-Гаяшор!

— Вот оно что! — воскликнул Дубан за спиной у Гиви, — я понял, наконец! Вот зачем он пришел в Ирам! Хорошо, этот Аристотель его остановил! Он так и не успел тогда их выпустить! А теперь, видно, все-таки успеет!

— Что?

— Останови его! — вопил Дубан, — Ты же видишь, что он делает!

— Да что он делает, слушай?

— Он выпускает Йаджудж и Маджудж! Они там, в пропасти! А он отворяет им проход!

— Йаджудж и Маджудж?

— Гога и Магога он выпускает, — деловито пояснила Алка, — они, по преданию заперты за каменной стеной и каждую ночь пытаются сделать подкоп и выйти наружу… Аллах мешал им это сделать, а сейчас Миша мешает Аллаху. Вот сейчас и выйдут!

— И устремятся с каждой возвышенности, — замогильным голосом провыл Дубан, — и наступит конец всего… Ибо лишь перед концом света явятся они, мерзкие, могущие, распространяющие нечестие по земле! Останови его, о, Гиви! Умоляю.

— ШИМУШ-АХОРАИМ!

— Худо дело, командир, — прокомментировал Яни, — Шимуш-Ахораим — это плохо. Вот если бы он кричал Шиму-Паним-ал-Паним, тогда еще ничего…

— Останови его, о, Гиви!!!

— Ладно! — скрипнул зубами Гиви, — Шайтан с вами.

Он выбросил вперед руки и зажмурился. Но даже сквозь сомкнутые веки он увидел, как с его пальцев сорвалось белое пламя и, сворачиваясь в трещащий, разбрызгивающий искры шар, понеслось к Шендеровичу. Но долететь оно не успело.

Шендерович обернулся.

Он воздел руку — клубок мрака сорвался с его ладони и понесся навстречу. Два вихревых шара столкнулись над ущельем и взорвались, осыпая все вокруг колкими искрами. В воздухе пахло озоном и, почему-то, ржавым железом. Гиви взмахнул руками, стряхивая остаточные искры, и спрыгнул со скалы, перебежав под прикрытие нависающего утеса. Отсюда было хуже видно, но скрижаль, постепенно набирая силу, испускала такое яркое свечение, что промахнуться было трудно.

Он задержал дыхание и прицелился пальцем.

— Не тревожь моего повелителя, проклятый колдун!

Гиви обернулся. Масрур стоял перед ним, грозный, в белой, обагренной подземным огнем куфии, его кривой меч сверкал, точно молния, но еще страшнее сверкал его огненный взор…

— Оставь, о, Масрур, — холодно произнес Гиви, — не твоего ума это дело. Уйди в сторону, когда сражаются сильные.

Второй клубок мрака пронесся над ущельем и взорвался, ударившись о ближайшую скалу — Гиви едва успел уклониться. По сторонам разлетелись капли оплавленного базальта.

— Войско недостойных бросило его, — воскликнул эмир, — трусливые разбежались! Но он наберет себе новое войско, непобедимое войско, а его Масрур, верный, надежный, встанет во главе его! Один раз покинул я своего повелителя, второй раз уже не покину! И мы поразим нечестивых!

— Во главе? Но у них нет головы, о, Масрур, — возразил Гиви, — разве есть голова у земляного червя? Они бесформенны и слепы, как черви земные и столь же алчны! Ими нельзя управлять!

— Ты так говоришь, — презрительно ответил Масрур, и сабля его коротко взблеснула.

Гиви втянул голову в плечи, однако же, движение эмира вдруг прервалось, сверкающий полукруг угас, и он поглядел на Гиви с таким глубоким недоумением и укором, что Гиви стало стыдно. Изо рта его побежала струйка крови, колени подогнулись, и он стал медленно клониться на бок.

— О, Масрур! — Алка, подобрав юбки, бросилась к эмиру и опустилась на колени, охватив его голову руками, — Яни, сукин ты сын!

— Прости, ципора, птичка моя, — печально ответил Яни, — у него свой командир, у меня — свой. Жаль, он был храбрым человеком…