Мария Галина - Гиви и Шендерович

С подобными мыслями он посадил девушку на седло позади себя и направился со своими спутниками во дворец. И все были весьма рады тому, что царевич, наконец, обратил свои взоры к женской половине, а пуще того — сам царевич и отец его. Однако ж отец был человек мудрый и повелел он старшей няньке царевича осмотреть девушку, дабы убедиться, что нет в той скрытого изъяна. И старшая нянька царевича осмотрела девушку и нашла, что члены у нее соразмерные, грудь высокая, бедра тяжелые, руки и ноги маленькие, лик светел, а волосы и глаза черны, и что нет в ней не единого изъяна. Однако ж, заметила она, что девушка грустна и со щек ее исчезла краска, и что не радуется она своему новому положению, а чахнет, и пульс ее не наполнен.

С этим она и пришла к царевичу, который весьма взволновался и велел позвать дворцового лекаря, и тот осмотрел девушку и подтвердил сказанное, однако же не нашел никаких видимых причин такому печальному ее состоянию. Он велел давать ей побольше сладкого, чтобы развеселилось ее сердце, и острого, чтобы разгорячилась кровь, и слушать целительную музыку, чтобы привести в гармонию все субстанции ее тела. Царевич исполнил сказанное, однако ж, девушка чахла день ото дня, и как он ни осыпал ее драгоценностями и нарядами, как ни услаждал ее слух, позвав лучших певцов и сказителей, и музыкантов, девушке становилось все хуже, и, наконец, она совсем слегла, и мир для нее исчез.

И царевич тогда впал в великую печаль, и прогнал музыкантов и сказителей, и позвал лучших лекарей со всего царства, однако ж, никто не мог назвать ни причины болезни наложницы, ни способ ее исцеления. И по всей стране была великая печаль, и царевич забыл про игры и забавы, и не выходил из дворца, и побледнел ликом, и сам начал чахнуть.

И, видя то, царь, его отец, вновь воззвал к Всевышнему, Всемилостивейшему, и провел ночь в молитвах, а день — в воздержании, и молил он так — вот, любви пожелал я для своего единственного сына, однако ж, любовь опалила его, точно губительное пламя, и мой сын чахнет и слабеет, а возлюбленная его, прекрасная ликом и совершенная членами, лежит без движения и разум ее улетел, и кончина ее не за горами, и что станет тогда с моим единственным сыном, не знаю и не ведаю, ибо о сем даже страшно подумать…

И в следующую ночь было ему такое сонное видение — предстал перед ним старец в белых одеждах и сказал: не грусти, скоро дни твоей печали исполнятся и придет исцеление девушке, а с ней — и царевичу. Завтра постучится в твои ворота нищий лекарь, последний из последних, но ты его не гони, а открой ему.

И чуть лишь воссияло утро, царь послал людей к городским воротам, и они увидели, как бредет по дороге нищий лекарь с посохом и ноги его босы и в пыли, а сам он — в рубище. Однако же, помня наставления своего владыки, они подошли к нему со всем вежеством и склонились в поклоне и пригласили во дворец. И царь принял его благосклонно и велел накормить лучшими яствами и позвал музыкантов, и танцовщиц, и сам сидел с ним за столом, и лишь когда нищий лекарь отдохнул и насытился, и омыл руки в розовой воде, поведал ему о таком несчастьи.

«Этой беде я могу помочь, — сказал нищий лекарь, — поскольку болезнь прекрасной Ясмины — внутренняя. Однако же мне нужно ее осмотреть».

«О, лекарь, это девушка нежная, гаремная, лик ее скрыт от посторонних», — возразил тогда царь.

«Ничего, — успокоил его лекарь, — мне достанет лишь одной ее маленькой руки, которую служанка откроет из-за завесы. Ибо как в капле воды для мудрого отражается весь океан, так по состоянию части тела можно сделать вывод о целом».

С этими словами они проследовали в покой, где лежала Ясмина (а царевич сидел подле нее, потеряв всякую надежду), и позвали служанку, которая всегда была при ней, и служанка выпростала ее руку по запястье, и лекарь взялся за пульс и покачал головой, поскольку пульс был весьма слаб.

Однако же лекарь не убрал руку, а, продолжая уловлять пульсы, стал называть всякие города и когда он дошел до слова «Магриб», он почувствовал, как пульс девушки усилился. Тогда он начал перечислять всякие магрибинские улицы, и когда дошел он до улицы, на которой жили чеканщики, и ювелиры, и золотых дел мастера, пульс девушки ускорился еще пуще. Тогда начал он перечислять всяческие мужские имена, и когда прошел он «Алеф» и «Бет» и дошел до имени «Джафар», то услышал он из-за завесы тихий вздох, а пульс стал глубокий и ровный. Тогда отпустил он руку девушки, и сказал так: