Аглая Дюрсо - 17 м/с

Певицу впоследствии вклеили в первый (удачный) дубль.

Потому что страх, страдание, болезни, несчастные случаи должны оставаться за кадром телевидения, призванного радовать. Вот.

Конечно, этому многое способствует. Например, то, что телевидение не передает запаха. Запаха людей, которые неделю живут в соломенных юртах под дождем, спят на соломе и на волглых циновках и укрываются одним общим одеялом. А на улице у них в котлах гниет и мокнет под дождем какое-то варево из ботвы и пшена.

Но храбрые воины и девы все-таки вынуждены выбираться из юрт. Хотя бы для того, чтобы развести костер. Потому что в костер им надо накидать каких-то целебных трав. А потом загнать в дым от этой травищи детей. Потому что дети, хоть и закаленные, но все равно ходят с соплями до подбородка. А самый маленький, шестимесячный принц, принесенный на этот пикник в качестве бонуса, вообще устрашающе хрюкает забитым носом и даже не сосет молоко.

Что хорошо? Что существуют фильтры. И Мишаня, например, всегда может превратить промозглый день, среднесуточная температура которого 12 градусов по Цельсию, в достаточно знойный африканский полдень.

А все остальное (что не радует, а, напротив, тревожит и раздражает) — это вообще не Мишанина забота. Потому что он всегда может выключить камеру.

Мишаня, как и все мы, вынужден возвращаться в реальность. О которой мы — ни гу-гу. Мишаню в гетто возит Зоил. Зоил — это старый седой негр, похожий на негатив апартеида. Хотя он — не негатив, он — жертва и продукт апартеида. Он немного побаивается белых. Он называет Мишаню «масса», а нас с Танькой — «мэм». Однажды он приехал в гетто в день, когда не было съемок. Мы с Танькой видели в окно, как охранник Зоилу чуть в морду не дал. Но негр прорвался к нам. Он знал, где мы живем. Потому что его старая жена работала у нас уборщицей. И мы уже поотдавали ей непригодное в этих условиях легкое летнее тряпье. Это тряпье проехало с нами несколько сезонов в тропических странах. Но жена Зоила все равно ему радовалась. Хоть она и была уборщицей, она не думала пускать его на тряпки. Она радовала им своих детей и внуков.

Зоил сказал нам с Танькой, что отвезет нас в хороший магазин. Чтобы мы купили себе нормальную одежду и не тряслись, как хвосты серн. И он действительно привез нас в магазин. Это был магазин для туристов-дайвингистов. И здесь были только туристы. Ну, в смысле, только надутые состоятельные белые. Поэтому Зоил пойти с нами постеснялся. Мы ему принесли пакетик леденцов и бандану. И он прямо остолбенел от подарка.

А когда он вез нас обратно, он нас всячески уверял, что он живет замечательно. Потому что ему шестьдесят два года, а он работает шофером. Раньше, сказал нам Зоил, это было совсем невозможно. Потому что черные могли делать только другую работу, не такую важную. Так что Зоил прямо расцвел с окончанием апартеида. Он в пятьдесят лет смог жениться на матери своих детей. А в пятьдесят семь — еще раз жениться.

И у него все есть, включая стабильную зарплату в тридцать долларов ежемесячно.

Под конец Зоил совсем расслабился. Он нам подмигнул и сказал, что он еще — хоть куда. Он вообще, может быть, еще женится на белой! За белую, по его подсчетам, ему придется отвалить коров четырнадцать.

Никогда Зоил не женится на белой.

Потому что правда местной жизни — она двуцветная. Какие хитроумные фильтры не наворачивай Мишаня.

И в задрипанном городке Ричардз Бэй есть белые районы и черные районы. И ночью из одного в другой лучше не ходить. Впрочем, лучше не ходить и днем.

Как минимум можно пораниться колючей проволокой.

Лучше также не ходить и на нейтральные территории. Например, на пустынный городской берег океана. По дороге нас с Танькой раз пять предупредили, что идти туда опасно. Причем предупреждали и белые, и черные. Но нам, преодолевшим колючую проволоку, все было нипочем.

А на дюне нас встретил парень. Он обычно торгует травой в культурном центре Ричардз Бэй — в уличном общественном туалете.

Парень увязался за нами. Но мы сказали, что нам ничего не надо. Тогда он дал понять, что что-то надо ему. У нас ничего не было, кроме полотенец. Нет, у меня были сигареты! Я протянула ему две. Но он капризничал. Я посмотрела на сигареты. Да! Понимаю! Слабые, тонкие!!!

— Знаешь, дружок, — сказала я ему строго, — бери, что дают! Все равно другого нет.

И мы с Танькой возмущенно ушли. А парень повертел у виска пальцем. Привереда!

Тем не менее мы с Танькой сидели на пустом пляже у сурового океана без всякого удовольствия. Мы все время поглядывали на дюну. И решили, что надо больше времени проводить на работе. Чтобы меньше времени проводить в райском местечке Ричардз Бэй.