Бен Элтон - Два брата

Удивительно, что у коротышки Зильке получились такие славные ноги, размышлял Отто. Он смахнул пот с бровей и вновь предался приятному созерцанию. Кто бы мог подумать?

Литые, красивые ноги. Прямо женские . Конечно, не такие очаровательные, как у Дагмар, но уж таких-то не бывает вообще — бесконечных, изящных и стройных, как у газели в человечьем обличье. У Зильке ноги не особо длинные, зато не тощие. Хорошие ножки, что и говорить. Ладные и крепкие. Нынче без ссадин и пластырей. Даже не упомнить ее коленки без болячек и чернильных клякс. А сейчас ножки чистые и гладкие. Единственное напоминание о бессчетных драках и падениях — два белых шрамика на золотистой коже.

Поразительно. Она так долго была «своим парнем» и вдруг превратилась в девушку. Вон даже формы есть. Когда же это случилось? Формы у худышки Зилк? Появились как по волшебству.

— Заметили, как Зильке повзрослела? — недавно сказала мать. — Я всегда знала, что она станет хорошенькой.

И она таки стала.

Давняя улыбчивая подруга, добрая и солнечная, как зайчики, что сверкали в ее пшеничных волосах, разметанных ветерком. Пыхтит, пригнувшись к рулю.

Старина Зильке.

Милый старый друг.

— Поди, Пауль-то жалеет, что не поехал! — прокричала Зильке.

— А то! — откликнулся Отто. — Торчит в школе среди врагов и готовится к работе, которую никогда не получит. Умник, называется. Ха!

Ехали бок о бок. Взбирались на пригорки, миновали ручьи, поля и душистые рощи. Изредка останавливались глотнуть яблочного сока.

Оба знали, что на всю жизнь запомнят этот чудесный день. С каждым километром настроение улучшалось. В чистом прозрачном воздухе теплый ветерок смешивал сладкие ароматы леса, свежего сена и луговых цветов.

— До чего прекрасен мир! — сказала Зильке.

— Ага, — поддержал Отто. — Только люди в нем ни к черту.

Сказано это было после того, как очередной селянин отвлекся от полевых трудов и приветствовал их не взмахом руки и обычным «Добрый день!», но «германским» салютом и громогласным «Хайль Гитлер!».

— Я готов обматерить солнце за то, что им светит, — продолжил Отто. — Под ним все так красиво, даже эти остолопы со вскинутыми руками.

— Ну да, ведь до Гитлера не было солнца, — сострила Зильке.

Наступило сентябрьское равноденствие — любимый языческий праздник нацистов. На всем пути деревни были украшены цветами и свастиками. На полянах и опушках толпились танцоры.

Девушки в венках и традиционных крестьянских платьях. Перед ними притоптывают парни в форме гитлерюгенда, взяв «на плечо» деревянные ружья. Оркестры играют марши, хором поют дети.

Отто ответно помахал дружелюбным певунам. Он узнал их песню. В школе ее пели на сборах и музыкальных уроках.

Das Judenblut vom Messer spritzt, geht’s uns nochmal so gut .

«Обагрим ножи еврейской кровью, то-то уж веселье».

Вот так и ехали в чересполосице настроений — восторга от вольной красоты природы и хандры от бессчетных следов нацистской оккупации. На въезде в каждую деревню над дорогой красовались транспаранты «Евреи, вон!», «Берегись, жидовня!».

Да еще слышались кличи «Смерть жидам!» — так крестьяне приветствовали путников, словно желая им доброго утра, удачи и приятной поездки.

То и дело встречались марширующие отряды радостных детей, тоже улыбчиво желавших смерти своим соотечественникам. Округа буквально кишела подростками. Исполняя наказ Гитлера «его молодежи», они пробирались через реки и леса, дабы «тела их стали крепче стали».

Вечером усталые путешественники разбили бивуак в рощице на берегу ручья, который Отто упорно называл речкой, ибо так сия водная преграда значилась на карте.

Теплая ночь не сулила дождя, поэтому палатку не ставили. Даже не развели костер — Отто сильно сокрушался, но Зильке сочла это благом.

— Огонь привлечет всякую кусачую мошкару, — сказала она. — Гнус, комаров и гитлерюгенд. Как пить дать, нас бы пасли, окажись тут какой-нибудь отряд. Это их пунктик, они же «глаза фюрера». Хотя нам нечего скрывать, особенно теперь, когда ты больше не еврей. Но все равно — обойдемся без компании.

— Умница, — похвалил Отто. — Пауль бы тобой гордился.

— А ты думал, смазливая мордашка и больше ничего?

Зильке смущенно хихикнула. Отто рассмеялся:

— Старина Зилк! Свой парень, да?

Похоже, комплимент ее не особо порадовал.

Поужинав хлебом с сыром и фруктами, они укутались в одеяла и рядышком улеглись. Сквозь полог листвы в небе подмигивали звезды.

Даже не припомнить, когда последний раз мы с Зильке разговаривали, думал Отто. Чтоб по-настоящему говорили друг с другом. А такое вообще было? Он беспрестанно ее дразнил, вместе они веселились, дрались и удирали от взбешенных лавочников. Но не разговаривали . С какой стати? Она же — свой парень. Друган. С корешами не балаболят.