— Я и две другие еврейки позорно жмемся друг к другу, — сказала Дагмар, в кои-то веки не заметив сногсшибательного впечатления, производимого на братьев любой ее оголенной частью. — Раньше мы даже не дружили. Эти девочки на бесплатном обучении. Бывало, я свысока на них поглядывала. Смешно. Теперь так смотрят на меня.
— Лично мне плевать, что нас рассадили. — Не выдержав убийственного воздействия темно-красных ноготков, Пауль отъехал от края кровати. — Ну и что? Я прихожу работать, а не трепаться. Хрен-то с ними. Если по приказу они со мной раздружились, значит, паршивые друзья. Нечего о них и думать.
Дагмар скинула ноги с кровати, две пары глаз жадно следили за каждым ее движением. Из прикроватной тумбочки она достала пачку сигарет.
— Черт, ты смолишь одну за другой! — сказал Пауль. — Мать не учует?
— Учует, ну и что? Раньше я ее слушалась, но после папы все стало по-другому. Я даже не проветриваю. Вообще-то я думаю, ей все равно.
Мальчики кивнули, хотя не очень поняли. Отца отправили в концлагерь, что, конечно, сильно сказалось на их семейной жизни, однако нисколько не уменьшило маминого главенства. Наверное, потому, что в их доме Фрида всегда была главнее Вольфганга.
Дагмар угостила братьев сигаретами:
— Французские. «Житан». Присылает француженка, с которой я переписываюсь.
Втроем молча покурили.
— Наверное, я сделаю, как ты, Отт, — с внезапной злостью сказала Дагмар. — Брошу школу. Ненавижу ее. Все на меня так смотрят. Словно я больная или калека. Многие пытаются быть добренькими, но это еще хуже. Я несчастный ребенок с неизлечимой еврейской болезнью. И потом, там он. Всюду, везде.
— Кто?
— Ну он . Этот человек. В каждом классе его портрет. Пучится как псих ненормальный. Хотя он и есть псих. Он убил папу. И не разрешает мне плавать. Чего он взъелся? Какая ему разница, плаваю я или нет?
Дагмар яростно затянулась, чтобы опять не расплакаться.
Пауль и Отто переглянулись, не в силах помочь ей в несчастье.
— Не бросай школу, — мягко сказал Пауль. — Не дай им тебя одолеть.
— Фигня, бросай! — фыркнул Отто. — Пошли их всех. Чего сидеть и слушать, как они распевают «Хорста Весселя»? Я знаю, почему Паули такой зубрила. Чтобы писать тебе дурацкие письма на латыни. Думает, шибко умный!
— Гад! — опешил Пауль. — Ты рылся в моей тетради!
— Да. Вот уж мура! Pulchra es amo te . Я глянул в словаре. Ты так прекрасна, Даг, и он тебя любит! Oculi tui sicut vasa pretiosa — твои глаза как самоцветы! Ха-ха! Просто хрень собачья!
От ярости багровый, Пауль вскочил и сжал кулаки:
— Сволочь ты, Отт!
— Сам сволочь! — Отто соскочил с розово-золотого пуфика, на который только что сел, и принял боксерскую стойку.
— Здесь не драться, мальчики! — крикнула Дагмар. Лицо ее озарила слабая улыбка — соперничество близнецов за ее благосклонность всегда немного воодушевляло. — Вы такие неуклюжие здоровяки, все тут разломаете. И потом, Отт, мне нравятся письма на латыни.
— Я хотел сделать для тебя что-нибудь непростое, — оправдывался Пауль, пунцовый от смущения. — Чтобы ты поняла, как я старался, и впечатлилась.
— Ты бы высек письмо на Бранденбургских воротах, — пробурчал Отто. — Вот уж непросто.
— Я впечатлена, Пауль, — сказала Дагмар. — Обожаю твои письма. Кроме того, приходится учить уроки, чтобы их прочесть. Подруги не верят, что один мой парень пишет мне на латыни… А другой посвящает песни.
— Что? — вскинулся Пауль. — Отт сочиняет для тебя песни?
— А ты не знал? — ухмыльнулась Дагмар. — Очень милые.
— Вот гад ползучий! Когда ж ты успел?
— Пока ты протирал штаны в школе, дружище.
— Значит, он без меня к тебе таскается и наяривает песни?
— Ну, всего пару раз, — стыдливо призналась Дагмар.
— Понял? — возликовал Отто. — Зубрила не всегда самый умный.
— Не ревнуй, Паули, — успокоила Дагмар. — Ты же знаешь, я люблю вас обоих.
— А ты знаешь, что когда-нибудь придется выбирать, — выпалил Пауль. — Мы уже сто раз тебе говорили.
— Единственное, в чем я с ним согласен, Даг. Когда-нибудь придется выбрать.
— Наверное, я предпочту того, кто увезет меня отсюда, — сказала Дагмар.
Она вроде бы шутила, но в этой шутке была немалая доля истины. Мысль о том, как выжить, надолго никого из них не покидала.
— Я тебя увезу, Даг, — твердо сказал Пауль.
— Нет, я тебя увезу.
— Так что? — засмеялась Дагмар. — Похоже, мы уедем втроем. Здорово, правда?
Новые законы
Берлин и Нюрнберг, 1935 г.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу