Бен Элтон - Два брата

Отто смотрел на мать. Во взгляде его чередовались злобная решимость и крайнее отчаяние.

— Хорошо, мама, — тихо сказал он. — Я буду послушным.

— Обещай мне, Отто.

— Я обещаю.

Фрида улыбнулась и притянула его к себе.

За спиной Отто держал скрещенные пальцы. Через мамино плечо он поймал взгляд Пауля. Маму одурачить легко, а вот брата не проведешь.

— Хоть буду знать, что с тобой все благополучно, — прошептала Фрида. — Давай больше не ссориться. Завтра ты уйдешь, мы надолго расстанемся.

— Как думаешь, когда мы сможем увидеться? — спросил Отто.

— Когда спадет безумие. Время придет.

Вольфганг, тупо уставившийся в ноты на пюпитре пианино, безотчетно вздохнул. Вздох этот был красноречивее любых слов. Вольфганг уже не верил, что безумие когда-нибудь спадет.

— Так будет, — ответила Фрида на его невысказанную мысль. — И скажу почему, Вольф. Потому что иначе все закончится развалом Германии. Они талдычат о возрождении, но на самом-то деле разрушают страну, и скоро даже последний дурак это поймет.

Вольфганг пожал плечами.

— Не надо пожимать плечами, Вольф! Я не отчаиваюсь! Нам нельзя отчаиваться. Бандитское государство рухнет! Нельзя выжить на одном насилии. Такого общества никогда не было и не будет. Если эти люди и дальше станут пренебрегать моралью и всеми цивилизованными нормами, они сами себя погубят. Но они такого не допустят — больно хитры. Им слишком нравится сытая жизнь, униформа и большие черные авто, они не рискнут все это потерять. И потому в конце концов пойдут на компромисс. Как-нибудь извернутся, дабы увильнуть от собственной гибели.

Вольфганг опять непроизвольно пожал плечами, словно в его арсенале жестов ничего другого не осталось.

— Надеюсь, ты права, Фредди, — только и сказал он.

Вечером Пауль и Отто улеглись в детской, которая с младенчества была их общей комнатой и отныне, наверное, больше не будет.

— Ты скрестил пальцы, когда обещал маме беречься? — прошептал Пауль.

— Не хотел ее расстраивать, понятно? — вызывающим шепотом ответил Отто. — И ты не болтай, если не хочешь, чтоб она волновалась, усек?

— Значит, беречься не собираешься? Будешь воевать против всего государства?

— А как ты думаешь?

— Я думаю, ты чокнутый.

— Слушай, не тебе завтра уходить в какую-то семью сраных нацистов! Ты по-прежнему еврей. Тебя не пускают в кино, но ты хоть остаешься в родном доме. А меня ждут приемные родители, нацистская школа и гитлерюгенд. Это невыносимо, понимаешь? Напрочь. Лучше сдохнуть, вот прямо сейчас. Если б эти гады попытались меня убить, я был бы счастлив, потому что хоть одного заберу с собой.

— Оттси…

— Пойми, ненависть — единственный способ это пережить. И я буду их ненавидеть и бить.

— А если тебя убьют? Что будет с мамой?

— Может, она и не узнает, — буркнул Отто. — Ты уж позаботься. Мама ошибается, что когда-нибудь нацистам придет конец. Во многом она права, но тут заблуждается. Им не будет конца. Они просуществуют тысячу лет, как обещала их главная сволочь. И не остановятся, пока нас не перебьют.

— Кого?

— Евреев.

— Но ты же не…

— Я еврей! И я тебе морду расквашу, если скажешь, что нет! Они убьют всех евреев, до кого доберутся. На стене школы написано «Смерть жидам!». Но ты не допустишь, чтобы это случилось с нашей семьей. Я уверен, Паули. Ты шибко умный, мама тоже. Найдете способ уехать. А я, наверное, об этом не узнаю! Останусь здесь, один среди врагов. Меня ссылают, Паули, но лучше бы мне умереть.

Пауль подсел на кровать брата.

— Оттси, старик… Ты же знаешь, мы никогда тебя не бросим.

— Меня не выпустят, как ты не понимаешь? Им нужно пушечное мясо. Гитлерюгенд и затеян для военной муштры. Гитлеру нужны солдаты. Но вот что я тебе скажу: когда меня обучат, им придется меня отпустить или убить на месте. Мне все равно.

— Оттси, завязывай с этими разговорами. Мы найдем выход. Обещаю.

— Возможно. Но я сомневаюсь.

Отто пошел чистить зубы. В гостиной он увидел отца, сгорбившегося у пианино. Пустая бутылка валялась подле табурета.

— Пап, иди спать, — шепнул Отто.

— Сейчас, сынок, — не поднимая головы, ответил Вольфганг.

— Пап, ты маленько соберись. Маме нужна твоя поддержка.

— Да, конечно, — вяло сказал Вольфганг. — Паршивый из меня помощник, верно?

Больше сказать было нечего, Отто прошел в ванную. На обратном пути он увидел, что отец так и сидит в темноте.

В детской, погасив свет, Отто улегся и шепотом окликнул брата: