Али аль-Мисурати - Барабаны пустыни

Как все это случилось?

Хаджи Омар прибежал ко мне на работу, крича как сумасшедший:

— Фарадж! Фарадж!

— Что-нибудь случилось? — спросил я, понимая, что произошло что-то серьезное. Во мне шевельнулось недоброе предчувствие. — Что-то случилось, — повторил я, внутренне содрогаясь.

Он разрыдался:

— Твоя дочка…

В глазах моих потемнело…

Хаджи рассказал, что произошло у поворота дороги, недалеко от моего дома. Моя дочка играла с маленькой куклой, которую я купил ей за два дня до этого. Абдессалям, хозяин фруктовой лавки, присматривал за ней. Он поддразнивал ее, бросая в нее маленькими камешками. Внезапно из-за поворота на большой скорости выскочила машина. Водитель не успел затормозить. Кукла разлетелась вдребезги… Все видевшие это вскрикнули от ужаса.

Мне потом говорили, что со мной творилось что-то невообразимое. Я бился в истерике: рвал на себе одежду, грыз землю, метался по улице, зовя ее…

Когда я пришел в себя, то первое, о чем я подумал, кто он? Где он?

Я увидел его в зале суда. Поверх его одежды был наброшен старый черный плед. Я рванулся к нему, но меня оттащили. Я слал тысячи проклятий на его голову и молил о всевышней каре.

Суд вынес приговор: штраф 100 динаров. И это за убийство моей доченьки! Я проклинал судью и всю эту братию. Пришлось вызвать наряд полиции, чтобы выволочь меня из зала суда.

Не помню, как я добрался домой. Очнулся я в постели. У моей кровати стояли незнакомые люди. Ко мне наклонился хаджи Омар:

— Тут люди… На минутку.

— Кто они?

Хаджи Омар помолчал, потом неуверенным голосом произнес:

— Это родственники того человека, соболезнуют…

Я взорвался:

— Они хотят прощения?! Никогда! Выгоните их! Хаджи, прогони их и закрой дверь!

Все ушли. Воцарилась убийственная тишина. Никогда больше стены этого дома не услышат ни веселых криков, ни смеха, ни детского лопотанья. Стены впитали в себя дыхание моей доченьки…

Я мысленно обратился к виновнику моего несчастья:

«Убив ее, ты убил меня. А сейчас наступил твой черед [20] У арабов до нынешних дней еще сохранились древние традиции кровной мести за смерть членов семьи, даже если убийство было непреднамеренным. В настоящее время, как правило, вопрос улаживается посредством денежной компенсации. . Пусть свершится приговор судьбы. Ты познаешь, как хватает за горло и душит Азраил! Ощутишь вкус настоящей смерти. Забьешься в судорогах, и каждая клетка твоего тела будет тщетно молить о глотке воздуха…»

Его выпустили через три дня, сказав:

— Это достаточный срок для того, чтобы заглушить даже адскую боль, страдания и его помыслы о мести.

Я прекратил все свои связи с людьми, обдумывая свой план. Моя жена словно онемела. В доме стояла могильная тишина. Тишина — верный признак боли и готовящейся мести…

Его родственники распустили слух, что он уехал куда-то очень далеко.

«Ты хотел спрятаться… Куда ты спрячешься! Ведь я — твой рок, твоя судьба, твои тревожные сны и дни, наполненные страхом ожидания последнего часа…»

Улица пустынна. Только несколько кошек и собак да возвращающихся домой пьянчужек. Я караулю в одиночестве, зажав в кулак все: гнев, скорбь, страдания и предмет, который блестит в свете луны. Я сжимаю его сильнее. Провожу пальцем по лезвию — оно остро как бритва. Представляю себе, как оно прорезает кожу, разрывает плоть и вонзается в сердце.

Кровь стучит в висках. Я каждую секунду готов броситься вперед, чтобы не упустить любую тень, появившуюся на улочке. Я, как зверь на охоте, делаю прыжок, сжимая в потной руке рукоять, а потом возвращаюсь в засаду.

Я никогда в жизни никого не убивал. На больших праздниках я забиваюсь в самый дальний угол дома, сгорая от смущения. Я робок с людьми.

В первые дни моя жена не пыталась разбить мое молчание. И вдруг она разразилась: «Куда идешь?», «Ты чего молчишь?», «Ужинай!», «Обедай!», «Где ты был?» Я отвечал на ее вопросы односложно. Иногда — взглядами, от которых вопросы застывали у нее на губах, не успев сорваться. Тогда в ее глазах появлялось выражение такой отчаянной беспомощности и мольбы, что я отводил взгляд. И снова: тишина, улица, ожидание.

Я нарисовал место. Отсюда он придет на улицу. Шаги его будут осторожными. Здесь, у входа, небольшой поворот, и свет от фонаря сюда не падает. Небольшие лужи, образовавшиеся от стока воды из домов, помешают ему ускорить шаг. Ему не удастся уйти: улица заканчивается тупиком. Удар будет быстрым и точным. Как долго он будет скрываться? Все равно он вернется, когда уверится, что кровь моя остыла. Может быть, он думает о том, как выразить свое соболезнование, придав своему лицу выражение фальшивой скорби, а после этого пригласит к себе? Наверное, он надеется, что я могу забыть…