Сергей Саканский - Когда приходит Андж

На этом-то детство и было закончено. Не заходя домой, Стаканский отправился на вокзал, сел в первый попавшийся поезд, несколько дней его носило по стране сквозь мартовские метели, пока наконец не забросило в Санск.

Городок приглянулся ему: здесь была замешана Европа и Азия, провинция и столица, женщины глазели на него, что приятно волновало, он поужинал с темнокрасным вином и видом на нижнюю часть города (которую мысленно окрестил Пальмирой) и спустился к реке, вернее, маленькой извилистой речушке посреди города, где-то вдали впадавшей в Оку, сел, шлепнул на лбу комара и увидел на соседней лавочке женщину.

— Есть у вас огонь, молодой человек? — осведомилась она, вопросительно поведя в воздухе папиросой.

Стаканский проворно подошел и подал. Пламя осветило немолодое, невероятно красивое лицо.

— Если ты уже куришь, — сказала женщина каким-то другим тоном, — значит, на тебя можно положиться. Возьми этот пакет и отнеси вон на ту дачу (царственный перст) Я сумею тебя отблагодарить. Идет?

Стаканский поймал ее взгляд и вдруг с ужасом понял, как она будет его благодарить. Он протянул руку, взял (в пакете булькнуло) и с этой минуты сделался ее рабом.

— Скажи, что Илга просила передать. Если спросит, кто такой, скажи ее брат, Вова, понял?

Отойдя на несколько шагов и став невидимым за кустами, Стаканский развернул бумагу и посмотрел. Это была темная бутылка вина, пачка писем и застекленная фотография мальчика в галстуке бабочкой, с надписью на обороте: Илга, таким я был в отрочестве, не правда ли, достойный кавалер? Стаканский открыл одно из писем: оно было полно сопливых признаний — Илгочка, Илгунчик, Илгунок, последняя моя радость, последняя жизнь…

Смысл акции стал ясен: покинутому любовнику возвращались его атрибуты.

На указанной даче за плотными красными шторами плавала пятиламповая люстра. Дверь открыл тот же мальчик, но без бабочки и примерно полвеком старше — высокий, седой, красиво состарившийся господин. На стене за его плечами (так и полагается в кино, отметил Стаканский) висел большой портрет очень красивой девочки — Илга в детстве, мелькнул самый логичный вывод, хотя, как вскоре выяснилось, реальность предложила другой, более парадоксальный вариант…

— Кто такой? — грозно спросил хозяин.

— Брат! — поспешил Стаканский, подумав, не мог же он принять меня за соперника, хотя мог, разумеется, мог, если сам был лет на двадцать старше своей бывшей любовницы.

— Алешка! — миролюбиво вскричал он и засуетился, откупоривая бутылку, наливая вино в стаканы. Стаканский вежливо поблагодарил и отказался, посмотрел на уши старика и представил, что будет сегодня ночью…

Илга приказала идти за ней. Он видел в свете уличных фонарей ее прямую, гладкую спину, ткань юбки шуршала на ягодицах специально для него, он старался попадать ступнями в ее горячие следы.

Они миновали несколько переулков, вошли в калитку невзрачного двухоконного дома и, оказавшись во дворе, Стаканский ахнул: за мизерным фасадом скрывался трехэтажный особняк, ступенчатый сад с лестницей и беседкой, с персональным пляжем на реке… Стаканского взяли за руку и провели по галерее, увитой виноградом, мягко втолкнули в одну из многочисленных комнат… При свете он хорошо разглядел женщину: ей было около сорока, и она была прекрасна. На столе покоился соблазнительный графин с красным вином, женщина ласково наполнила стаканы.

— Илга, — сказал Стаканский.

— Молчи, — сказала она, — Илга — это моя дочь.

Она потушила свет и, впившись Стаканскому в губы, повалила его на кровать, а наутро он вышел, потягиваясь, в сад и в круглой виноградной беседке увидел, собственно, Илгу — девочка лузгала семечки, держа на отлете старинной кожей переплетенную книгу. За эту скрипучую, полную сладостных мучений ночь, его заочная любовь к этой девочке полностью выкристаллизовалась в сияющий смарагд.

Первая же деталь, которую Стаканский отметил в ней, повергла его в смятение. Это была крупная, величиной с монету, изумительная родинка чуть ниже мочки уха, и образ той, которую Стаканский все еще любил, мгновенно заполнил овал этого незнакомого лица.

— Я ваш новый жилец, — представился Стаканский. — Мама не говорила вам?

— О да! — Илга захлопнула книжку. — Мамаша всегда берет каких-то… — она сомнительно осмотрела Стаканского с головы до ног, причем, на взмахе ее ресниц он инстинктивно щелкнул каблуками, — Каких-то молодых студентов… Ведь вы студент, не правда ли?