Энтони Берджесс - Человек из Назарета

Иосиф, очень обеспокоенный, возвратился к жене, которая сидела у обочины возле их пожитков и осла.

— Ничего нет, — произнес он удрученно, — ничего…

В этот момент мимо проходила одна очень толстая женщина из работавших в гостинице — здоровая, как молодая кобылица, тяжелая поклажа постояльцев была ей что перышки. Увидев Марию, которая прерывисто дышала и корчилась от боли, она сказала с сочувствием:

— Бедняжка! Это всегда так бывает. Ищете жилье? В этом городе вы ничего не найдете, точно могу сказать. Этот, на которого я работаю, берет теперь вчетверо больше, чем в обычное время, когда Вифлеем — просто мусорная куча, куда никто не хочет приезжать. Но если вы пересечете вон то небольшое поле, то увидите хлев. Там содержится старый бык, но вам он ничего плохого не сделает, ей-богу. Да и вашему ослу тоже. Места там, конечно, маловато, зато чисто, сухо и довольно тепло. Много свежей соломы. Если удастся, приду попозже — помогу. У моей замужней сестры шестеро детей, и все живы, а я помогала ей с каждым. Шагайте этой дорогой, мимо вон тех отхожих мест для мужчин — ты, госпожа, можешь отвернуться. Поторапливайтесь, а если кто-нибудь попробует вас оттуда выгнать, скажите, что вас послала Анастасия. Большое имя для большой девушки. Анастасия — запомните?

— Я запомню, — пообещал Иосиф и повел Марию и осла дорогой, которую им указала Анастасия.

Не знаю, насколько можно доверять тому, что много лет спустя рассказывали про хозяина гостиницы и про эту толстую добрую женщину, и уж тем более не знаю, можно ли доверять рассказам о жизни их душ после смерти. Но наша жажда наказания и воздаяния такова, что мы не станем с готовностью отвергать историю о гибели хозяина лет эдак через двадцать пять при пожаре, сожравшем его гостиницу, и легенду о его призраке, который ежегодно в январские календы является на место, где стояла гостиница, и кричит: «Очень просторно! Масса места! Чисто и дешево! От всего сердца — добро пожаловать!»

Анастасия же, говорят, по достижении тридцати семи лет вышла замуж за очень богатого, но слепого человека, и у нее был прекрасный дом и слуги. Говорят еще, что добрым женщинам, которые испытывают родовые муки, она является теперь в образе улыбающегося лунного лика и шепчет им слова утешения. Должно быть, в той части мира, где живу я, добрых женщин очень мало.

А теперь мы отправимся к пастухам, которые пасут свои стада на поле, примыкающем к гостинице и хлеву. Мария со своим бременем, Иосиф и их осел устроились, можно сказать, сносно. По пути к хлеву Иосиф за большую цену купил несколько кусочков холодной жареной баранины, буханку хлеба и ковш сладкого маринада. Мария едва притронулась к ужину и непрерывно стонала. Иосиф от волнения грыз ногти. Была уже глубокая ночь, и единственный свет исходил от небольшого светильника, наполненного бараньим жиром. Иосиф дрожащими пальцами подровнял обуглившийся фитиль и запалил его с помощью лучины, которую выхватил из очага в гостиничной кухне. Там Иосифа как следует отругали за это и велели убираться. А тем временем под необъятным холодным небом пастухи продолжали стеречь овец.

Мы должны их как-то называть, и имена Адам, Авель и Енох (которого арабы называют Идрис) будут вполне подходящими для пастухов — древние имена, соответствующие древнему занятию. Укутавшись в шерстяные плащи, они сидели под звездным небом, охраняя загон для овец.

— И вот тогда он отхаркивает все сразу, — рассказывал Адам, — и говорит: так, мол, ребята, это и происходит. Нипочем не мог проглотить — что-то там, говорят, у него в животе такое, что не пускает внутрь. И все выходит наружу — будто свет падает на пол.

— Заплатил он тогда? — спросил Авель. — Не в тот раз — в другой?

— Это он-то? — вмешался Енох. — Да вы ж его знаете. Таскает свой кошель, будто это пустая рукавица. Было это в тот самый раз — тогда еще ты там был, Адам. Нет, вру — там как раз был я и еще кто-то. Так вот, требует он принести ведро красного для ребят и говорит, что, мол, за все платит, а потом, когда на донышке уже один осадок, делает ноги, и нам только и остается, что раскошеливаться, — вот такой вот шилем [45] Шилем — плата, воздаяние ( евр. ). .

— Подлый негодяй! — возмутился Адам. — А налей ему пригоршню воды, и капли ведь не прольет. Звезды сегодня яркие. Мой старик говаривал, что это книга и, когда сторожишь, ее можно читать. Никогда не устанешь сторожить, говорил он, когда смотришь на старый добрый ракиа [46] Ракиа — небосвод ( евр. ). . Видите вон ту звезду — большую? Не думаю, чтобы я замечал ее раньше.