Анна Козлова - Открытие удочки

Какой-то мужчина взял трубку, и я начала кричать: «Зоран, мать твою, какого хрена ты мне врешь, что ты в ночном клубе, если я не слышу никакой музыки?» Мужчина ответил мне, что он не Зоран и ни разу в жизни не был в ночном клубе. «Сука, ты что, издеваешься? — спросила я. — Я сижу одна в этом долбаном номере, а ты пялишься с какой-то очередной шлюхой?»

Конечно, меня подвело то, что этот человек говорил по-русски и приблизительно на том же уровне, что и Зоран. Минут через сорок я все же сообразила, что разговариваю с кем-то другим, и спросила, как его зовут. Оказалось, его зовут Лоуренс и он служит боем в этом поганом отеле. Я спросила: «Лоуренс, а кто ты?» — и он ответил: «Я — Бог, и я знаю тебя лучше, чем ты думаешь». Разумеется, все время, пока мы разговаривали, я продолжала пить — кажется, я пила лозу, кошмарную сербскую водку, — и, когда он попросил меня рассказать о себе, я рассказала ему все. Я рассказала, как в пятнадцать лет трахалась со старым уголовником, который срал прямо в нашу кровать, я рассказала, как делала аборт, предварительно выжрав два литра водяры, как проиграла в карты свою девственность, как обворовывала свою мать, как ела дешевые гамбургеры, принимала наркотики и развлекала в сауне старых хачиков, и тогда он спросил: «И что же ты собираешься делать после всего этого?» Я ответила, что собираюсь выйти замуж и продолжать в том же духе, а он сказал: «Ты не хочешь изменить свою жизнь?» «Знаешь, Лоуренс, — сказала я, — сейчас я хочу трахаться, а не менять свою жизнь, потому что знаю, что каждый раз, когда я хотела трахаться, мне это удавалось, а когда я собиралась измениться и начать новую жизнь, все это оборачивалось полной хуйней». «Если ты этого хочешь, я могу прийти к тебе», — сказал Лоуренс. «В этом нет ничего плохого, — я подлила себе еще немного лозы, — но я не хочу, чтобы в мою дверь постучали и на пороге оказался жирный старый ниггер», — ответила ему я.

В это невозможно поверить, но, когда я, шатаясь и сплевывая на ковер, дошла до двери и открыла ее, за порогом действительно стоял жирный старый негр с почерневшими зубами, который втолкнул меня в комнату и произнес очень странную фразу. «Ты поймешь меня только таким», — сказал он, и мне не хочется вспоминать то, что началось потом.

Все мое тело превратилось в дряблое и тяготящееся собственным бессилием вместилище боли. Лоуренс насиловал меня отбитым горлышком бутылки, пивными банками из мини-бара, он бил меня по ушам и засовывал мне в рот бильярдный шар — мне казалось, этот кошмар длился два или три дня, и я не понимала, почему не возвращается Зоран, почему горничная не открывает дверь своим ключом, почему ни одна сука не слышит, как я кричу от мук и отчаяния? Он хлестал меня ремнем по лицу и чуть не выбил мне глаз, этот долбаный Лоуренс превратил меня в полную развалину (самое странное, что все свои действия он сопровождал нравоучениями на чистейшем русском языке, которые я не понимала, извиваясь на полу от боли), а когда ему все это надоело, он сказал: «Ты должна изменить свою жизнь». Я закрыла глаза, послушно кивая (после того, что он со мной делал, я соглашалась со всем), и когда открыла их, его не было в комнате.

Там был только Зоран, который собирал свои вещи. «В чем дело?» — спросила я, а он ответил, что считает ниже своего достоинства оставаться в одном номере с женщиной, которая трахалась с негром, пока его не было. «С каким негром?» — в ужасе спросила я. «Весь отель в шоке от тебя, русская блядь, — ответил он, — я ушел на какие-то три часа, и ты так нажралась, что еблась со старым негром прямо в сортире и даже не смогла закрыть дверь».

Разумеется, он страшно избил меня и уехал. Через некоторое время я спустилась вниз и спросила, где мне найти Лоуренса, но в отеле никто не знал человека с таким именем, и все уверяли меня, что среди их персонала нет ни одного негра.

Сейчас я думаю обо всем этом, — сказала моя сестра, — и в мою голову приходит безумная мысль: а вдруг Бог действительно явился ко мне в чудовищном образе Лоуренса, вдруг он явил мне волю свою в мордобое и мучительном похабстве, надеясь, что я узнаю его и изменю свое сердце? Я часто потом вспоминала Лоуренса, — она плеснула себе виски, — и мне казалось, что, если он и впрямь был Богом, то выбрал единственно верный путь, ведь, явись он мне благостным и всепрощающим Иисусиком, я бы просто поглумилась над ним, а потом выставила вон. Прошло уже двенадцать лет, и все эти годы я жду неизбежной встречи с Лоуренсом и безумно боюсь ее.