Владимир Ионов - Гончарный круг

— Ну, уж тут я вам не нянька.

— Тогда и я тебе не советчик. Дальше поедешь или вернешься?

— Вот подождите, Николай Иванович приедет, он вам тоже скажет.

— Что он скажет — это его дело. А ты — или-или. Мне еще полколхоза объехать надо.

— Я останусь.

…Стол уже был готов. Начищенный самовар посвечивал латунью и снисходительно подкапывал курносым краном в подставленную под него чашку. Старики томились от безделья и даже, пока одни-то были в доме, пошарили в горке: не найдется ли чего Михаилу Лукичу для храбрости, а Макару для разнообразия. Не нашлось. Матрена Ивановна знала в доме больше закоулков, чем хозяин.

— Чертова кукла она у тебя, а не баба, — сказал на это Макар. — А ты — козел кладеный, коли дело в доме не поставил. Вот вы пара какая.

— Это штобы скрутилось у меня чередом сегодня, убрала она. Погоди, дело приделаем, сама поставит. Еще одно место знаю у ее…

Михаил Лукич пооткрывал ящики комода, похлопал ладошкой по уложенному в них белью.

— Нету?

— Нету…

— Ну и сиди тогда тут, а я на волю пойду.

На улице Макар увидел Василия, подождал, когда тот подойдет поближе.

— Это твоя машинка-то? — кивнул он на «Мосвич».

— В некотором смысле. А что?

— А чего она тута без дела-то жарится?

— У вас есть какое-то предложение?

— Да ведь можно бы… — Макар сощурил бесовские свои глаза, запустил пятерню в густые волосы на затылке. — А! ладно! — сказал он и скислился.

— А то глядите…

— А ты шибко сейчас занят чем?

— А что?

— Тогда это… Возми-ко Ванятку да махните с ним в Стретенье, пущай он там дома пооббегает, горшков Михайловых попросит у старух. Тама их много у всех. Для кина, мол, надо. И привезите сюды. Тут они пригодятся, кажись.

— А что, больше послать некого?

— Ну, я-то чего на телеге привезу, да и скоро ли? А ты на машинке-то — мигом.

Василий поехал сперва к бочагу искать Ванятку или еще кого-нибудь из ребят, а Макар побрел на лужайку, где чего-то делали возле круга Денис, Валентин и Виктор.

Опять Михаил Лукич остался в доме один на дин с нелегкими своими думами. Какое-то время назад душа его озарилась молодостью, когда принесли Макаровы свадебные чашки. Теперь их опять нет. Пускай для дела взяли и, может, ненадолго совсем, а все равно — были и не стало их. Вот и мастер так же. Был он, мастер-то. Был, да весь кончился. Поблестел, покрасовался, как самовар начищенный, попыхтел да по капле весь и выкапал. А вернее-то даже так: пока пыхтел-то, дак и не к чему было — блестят бока-то али нет. Это уж вот теперь стало вдруг интересно, чтобы посверкать маленько. А толку-то чуть. Кран-от не держит теперь, сил-то и нет в руках. Глазом-то, душой-то он бы еще и похлеще Макаровых чашек сейчас завернул, да пустое это все, коли годы ушли. Только, что поверить в это трудно… Да и люди издалека ехали — здря, што ли?

Михаил Лукич посмотрел из своего угла на разоренный дом, заставленный фонарями и треногами, заглушил самовар, чтобы не перекипал, и вышел на улицу. И возле дома было теперь пусто и тихо. У всех свои дела. Извечного деда Александра, и того не видать. Не стой под деревом московский автобус да не торчи возле кухонного окна фонарь, будто и не было никогда последних суматошных дней. Да душа бы вот еще не болела…

Он прошел овинниками к Пеньковскому полю. Вон, оказывается, где весь народ. Ребята московские в самой середке лужайки возятся у круга, а ребятня, дачники и деревенские, которые посвободнее, пекутся на солнышке чуть поодаль. У скосившейся баньки деда Александра примостились на теневой стороне Макар, Кондратий и хозяин баньки. В брезентине по такой-то жаре сопреть было можно, так Кондратий был в простой рубахе, но при пожарном ремне. Вот уж чудо-то мужик, господи! Никогда толком не рабатывал нигде, а уж нос свой сунет везде обязательно. Есть в окрестности справные плотники, гончары, пешники, катали. Каждый своим занимается, дело знают до тонкости. Уж если батька у Митрича — Ефим Степанович — катает валенки, дак за круг уж и не садится и печки не берется класть. Этот же хватается за все сам и уж так ли наворочает — смех один. Все у него и криво, и толсто. Зато — сам, никому не кланяется.

— А-а! Приятеля бог несет! — протянул Макар, завидев Михаила Лукича. — Не опузырел тама, у самовара-то? Садись вота на камушек. Он еще теплый будет.

— Самовар-от я приглушил. Пыхтит без толку.

— Дак чего, сусед, отставили тебя от дела-то? — спросил Кондратий. — Гляжу, они уж вон ромашки снимают.

— Отставили, Кондратий, — согласился Михаил Лукич. — Не хошь ли заместо меня?