Другую бы турнули, а ради Флорентины тетеньки позвонили куда надо, нашли бесплатное койкоместо в общежитии. И двести рублей на еду подарили. Разве тут в судьбу не поверишь?
— Как вы яхту назовете, так она и поплывет, — мурлыкала она, намывая через две недели пол в общежитии. И тут нашлись добрые люди, на работу устроили. За огромные деньги — три тысячи в месяц. Комендант, Полина Евгеньевна, — милая женщина — сразу взяла ее под свое крылышко.
— Как ты на меня похожа! — изумилась она, увидев ее в первый раз. — Просто, как мама с дочкой.
И тут повезло!
А вчера цыганка у метро поймала ее за руку:
— Судьба к тебе идет, девочка! — запела она. — Жених у тебя будет богатый, завидный! В новое место тебя увезет. Позолоти ручку, всю правду расскажу.
А сама смотрит черными, как у вороны, глазищами. Еще немножко — сняла бы Флорентина золотые мамины сережки и вспоминала б до конца жизни ловкую аферистку. Но она вывернулась, выдернула руку — и ну бежать. Оглянулась, а цыганка хохочет.
— Вы чего? — обиделась Флорентина.
— От меня убежишь, от судьбы нет, — заливается та. — Не хочешь правду знать, беги. Беги, дурочка!
Даже думать про нее не стала. Мало ли сумасшедших в огромном городе!
Вечером заскочила к Полине Евгеньевне.
— Такие дела, Флорентинка, — рассказала та. — Подруга через брачное агентство познакомилась с двумя немцами. Один пораньше приехал, а второй завтра самолетом. Подруге первый понравился, а что со вторым делать — не знает. Мне сватает. Говорит, богатый. А мне этот чухонец и даром не нужен!
«Вот оно! — екнуло сердце. — Вот и судьба!»
Кинулась к ней:
— Полиночка Евгеньевна, миленькая, правда, зачем он вам? Подарите его мне. Вы же знаете, все равно в институт не поступлю. А домой, как в петлю!
— А тебе он зачем? — дразнит та. — Старый! Ты еще молодого найдешь.
— Ну Полиночка Евгеньевна! — Флорентина чуть не расплакалась. — Ну пожалуйста!
— Ладно! — веселится рыжая комендантша. — Сходи на свидание, развейся. Только расскажи потом.
И даже костюм брючный подарила. Всего полгода ношенный.
Ох, и страшен ты, жених иностранный сорока восьми годов! Тощий, облезлый, серые пальцы в прожилках. Глаза, как у лягушки, сонные. То ли бельма у него, то ли с детства такой. А имечко — как собачий лай: Гюнтер Шикльгрубер. Интересно, думала ли его мутер про судьбу, когда ребенка называла?
— Шикльгрубер, — поднимает он палец, словно угадав ее мысли. — Старинная немецкая фамилия.
Нарочно привел ее в немецкий ресторанчик. Чтоб культурой прочувствовалась.
— Ага, — понимающе кивает она и думает: «Ну и судьба!»
Была она Флорентина Чижикова, а кем будет, лучше и не думать. Если б дома узнали, вся деревня бы от смеха описалась. Зато Европа — это вам не деревня Пузраково!
…Первого августа ей исполнилось восемнадцать, Гюнтер подарил кольцо с топазом и повел в посольство — подавать документы. Три месяца, пока документы оформлялись, Флорентина пожила, как королева. Будущий муж перед отъездом снял квартиру в центре, тряпок накупил и на жизнь денег оставил. По театрам походила, по картинным галереям. На радостях отправила домой тысячу рублей. Пусть соседи обзавидуются. Матери написала, что все хорошо и скоро выйдет замуж, себе писать велела до востребования. В ответ пришел конверт с зареванными листочками: «Не дури, возвращайся домой! Кого ты там себе нашла? Сегодня муж, а завтра в бордель сдаст».
Ответила, что возвращаться не собирается. Лучше в бордель, чем в колхоз, к свиньям.
Перед отъездом заскочила к Полине, та взяла обещание писать все-превсе. Расцеловались, всплакнули, посплетничали. А первого октября встречал ее импортный муж в аэропорту, на немецкой земле. Помятый, хмурый, как с недельного перепоя.
«А вдруг правда сдаст? — сжалось сердце в комочек. — Вдруг орудуют на пару с Полиной? Он ей бабки — она ему девочек-дурочек…»
…Ничего, три года прошло, не сдал. И не сдаст. Скорее она его… куда-нибудь. Муж под каблуком, дом — полная чаша, но тоскливо… Правду цыганка говорила: от судьбы не убежишь. От чего уехала, к тому и вернулась. Деревенька — пятьдесят домов. Правда, чистеньких, с красной черепичкой на немеческий лад. А вместо сельпо с жирными мухами — вылизанный до блеска супермаркет. Только немецкие коровы мычат так же, как пузраковские. И куры кудахчут, как дома. А муж-пьяница, он и в Африке пьяница. И лупит его, пьяного, Флорентина так же, как лупила папашу. Вот только живет не в пример слаще и родителям деньги каждый месяц шлет. Мать успокоилась, поверила нарядным фотографиям.
Читать дальше