Александр Генис: Сладкая жизнь

Море, степь, а тем паче горы — рай для глаза. Простор приветливо упраздняет все границы, кроме горизонта. Доверчиво подставленный осмотру пейзаж затягивает в себя, объединяя того, кто смотрит, с тем, что видно.

Лес — другое дело: нутро природы, ее интимные потроха. Углубившись в них, мы теряемся в теплых внутренностях чащобы. Переплетение стволов и веток лишает зрение перспективы. Лес гасит взгляд, заставляя смотреть перед собой, то есть вниз — под ноги, где нас ждут грибы.

Каждая встреча с ними неповторима. Ягоды, скажем, на одно лицо, но у грибов свой характер, свой темперамент. Одни живут семьями, как подберезовики, другие — бараками, как маслята, третьи — россыпью, как лисички, остальные — как попало. Редкие, как тигры, боровики в счет не идут: им закон не писан.

Капризные и непредсказуемые, грибы обладают большей, нежели другие растения, свободой. Избегая необходимости, они растут, где хотят, лишь бы на воле. Грибы не терпят аграрного насилия, а те, что терпят, уже и не грибы. Поэтому, чтобы насладиться грибами, мы должны, минуя земледелие, спуститься к ним по эволюционной лестнице, вернувшись к тому невинному состоянию, когда человек кормился щедротами природы, собирая то, что не сажал.

Всякий, кто с детства привык ходить по грибы, знает, что в этой процедуре есть нечто волшебное, магическое и, как я бы сказал сегодня, «медитативное».

Шаря по мху, глаза живут на ощупь. Доверяя им себя, мы становимся послушным придатком зрения. Вооруженное не столько остротой, сколько интуицией, оно ведет нас к грибу тогда, когда тот почти не виден. Исподволь притягивая к себе, он соединяет нас с собой невидимой и неведомой связью. Мы его не столько находим, сколько угадываем. Это даже не охота, а игра в прятки, где нет побежденных, победителей, жертв. Стоит безвольно отдаться на волю грибного провидения, как лукошко наполнится само собой.

В России, как было написано в моем букваре, в лес ходят за грибами, по ягоды или партизанить. Американцы ягоды понимают в джеме, партизан — в Афганистане, грибы — в супермаркете и по лесу гуляют просто так. Попав в Америку, мы с женой, которая в прошлой жизни была опенком, а в будущей рассчитывает стать трюфелем, делали то же самое, пока не открыли (по ошибке, как Колумб — ту же Америку) здешние грибы. Точного адреса я предусмотрительно не назову, но признаюсь, что было это на берегу Нового Света, когда мы, отчаявшись в местной флоре, махнули на нее рукой и отправились загорать. Тут-то, на пляже, по колено в песке и лишайниках они и стояли. Забравшись в безлюдные дюны, грибы торчали на ветру, как чернобыльский кошмар или декорации кукольного театра. Похожие на наши подосиновики, они поражали несуразным размером: коренастые челыши не помещались и ладонь, тень взрослых особей укрывала от солнца. Лениво раскинувшись вдоль бесконечного пляжа, они, как нудисты, не могли не обращать на себя внимания. И все же никто, кроме нас, к ним не цеплялся.

Очумев от жадности, мы бросились на добычу с ножами, но три гриба наполнили корзину, и нам пришлось сваливать урожай в багажник.

Постепенно с пляжа стал стекаться народ. Самые приветливые, неумело скрывая ужас, спрашивали, что мы собираемся делать с этими причудливыми растениями. Узнав — что, американцы теряли выдержку:

— Вам нечего есть? Разве вы не знаете, что грибы ядовиты?

— Не все, — выкручивались мы.

— Что значит «не все», когда у всех ножки да шляпки. Как тут отличить агнцев от козлищ?

— Как всегда, — честно отвечали мы им, не желая уносить эту тайну в могилу, — душой и опытом. Причем, опыт нужен свой, а душа — народная.

Дело в том, что интерес к грибам свойственен почти всем просвещенным нациям. Японцы без грибов не обедают, немцы варят суп из лисичек, итальянцы жарят боровики на гриле, французы кладут их в паштет, поляки закусывают маслятами водку. Но только русские любят собирать грибы не меньше, чем их есть.

Каждую осень эта томная страсть гонит миллионы из дому в лес, чтобы приобщиться в нем к ритуалу братания человека с грибами. Мистический характер этой связи известен и американцам. Не собирая грибов, они с ними иногда советуются.

Во всяком случае так делают представители недавно придуманной науки этномикологии. Ее предмет — роль психоделических грибов в первобытных культах. «Люди каменного века, — пишут ученые, — открыли психоактивные свойства некоторых грибов и научились с их помощью впадать в экстаз. Трансцендентный опыт позволил пещерному человеку выйти за пределы личного сознания и ощутить себя частью космического целого».