Монго Бети - Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

— Три тысячи франков! — подзадоривал его Робер. — Получить за один день столько, сколько рабочий в Фор-Негре не получит и за две недели! Как тебе это нравится? И это еще не все. Не забывай, что в конце месяца Ниаркос должен выплатить тебе жалованье: ведь ты как-никак работаешь сейчас на него. И не говори мне, что это я тебя нанял!

Но Мор-Замбу все это вовсе не волновало; он раздумывал, как придется ему выкручиваться, как лучше представить события этого дня Абене, когда тот вернется — если только ему суждено вернуться.

Робер, чувствуя, что его люди разочарованы таким исходом дня, полного самых радужных надежд, соизволил снизойти до объяснений: ему пришлось дорогой ценой купить молчание десяти подручных Ниаркоса, особенно дорогой эта цена была потому, что они будут нуждаться в этих людях и завтра, в следующем поселке и во всех остальных. Ведь, с одной стороны, они поневоле помогали Роберу и его людям, а с другой — были свидетелями их проделок.

Тут Робер с развязным видом вытянул ногу и, придерживая левой рукой край кармана, принялся шарить гам правой. Выудив помятую пачку сигарет, он взял себе одну и помедлил перед тем, как протянуть остальные членам своей команды, хотя курильщиков тут было раз, два — и обчелся.

— Теперь, дети мои, когда вы обзавелись деньжатами, — заявил он, — вам придется самим покупать себе табачок, если, разумеется, вы и вправду жить не можете без курева. Не могу же я вечно вас подкармливать! Задача вашего наставника, коим я являюсь, состояла в том, чтобы открыть вам глаза на жизнь, показать, с какого конца нужно браться за дело, чтобы собственными силами выбиться в люди. В глубине души я слишком добр, а это неправильно. Кто слишком добр, тот всегда остается в дураках. Не следовало мне держать при себе два года подряд одних и тех же людей: слишком уж хорошо мы друг друга узнали. А когда знаешь человека чересчур хорошо, с ним невозможно поладить. Предупреждаю, что на будущий год я наберу новых парней, помоложе. Ну вот, теперь вы знаете, что вам остается делать: я имею в виду всех, кроме, конечно, Мор-Замбы. Вам остается прикопить побольше деньжонок в этом году, чтобы ни от кого не зависеть в следующем, и броситься в жизнь, как в реку. Каждый за себя, один бог за всех. Я вам частенько говаривал: не рассчитывайте, что я буду вечно с вами носиться. Я не какое-нибудь чудо природы, совсем недавно я сам был таким же парнишкой, как вы. Только я не ждал изо дня в день, пока мне поднесут на тарелочке мой кусок пирога.

Он сделал паузу и три раза подряд глубоко затянулся, выпятив грудь; потом снова заговорил, то и дело оборачиваясь и потихоньку сплевывая через плечо: такая уж была у него привычка.

— Ну, Мор-Замба, тебе небось и во сне не снилось дельце, что мы сегодня провернули? Верно я говорю? А ведь у меня в запасе немало других штучек почище этой, я обучу тебя еще и не таким фокусам. Тебя-то я не отпущу.

— Вот повезло парню! — вздохнул Алу.

— Это уж точно, — продолжал Робер, все больше распаляясь, словно от вина. — Это уж точно, Мор-Замбе повезло. Я и сам это знаю. Посмотри-ка на него, посмотри-ка на этого молодца! С тех пор как я держу его при себе, никто не смеет ко мне сунуться, все мои недруги словно сквозь землю провалились. В прошлом году, в эту самую пору, на меня уже было совершено три или четыре покушения. Тогда ты, Алу, был подле меня, да только ни на кого ты не смог нагнать страху: ведь никогда еще на меня не нападали так часто. А как только твое место занял Мор-Замба, свершилось чудо! Я обрел покой. Между тем мне приходится обделывать точно такие же славные дела, что и в прошлом году, а может, и похлеще.

— А кстати, — отважился спросить Мор-Замба, — чем мы теперь займемся? Неужели будем снова воровать?

— Вот именно! — расхохотался Робер. — Золотые слова: «будем снова воровать»! И больше всего меня радует то, что воровать мы будем еще целых два месяца. Послушай меня, малыш, послушай, что я тебе скажу: я сам называю цену тюка хозяину, он ведь никогда не занимается весами, хотя считать, наверно, умеет, на то он и грек. Но только цена эта всегда ниже настоящей, и ему это известно, мы заранее сговорились. Стало быть, в накладе он не остается, так что за него можешь не беспокоиться. Не знает он лишь одного — что и я даром время не теряю, что я обделываю свои дела не хуже его, а уж как — это ты сам видел. Так что не беспокойся, малыш: если бы нашлась настоящая управа на мошенников вроде нас, белые получили бы по заслугам в первую очередь. И запомни вот еще что: одно дело — когда крестьян обкрадывает белый, совсем другое — когда этим занимаюсь я. Он как следует обирает нас и отправляется восвояси, увозя с собой все, что нахапал. А что делаю я? Ведь я возвращаю крестьянам эти денежки в обмен на их дочерей! Или забираюсь в самые дальние деревни и привожу туда соль, мыло, ткани — и таким образом избавляю их от необходимости на много дней оставлять дом и самим тащиться в город. Вспомни-ка, не случалось ли нам торговать в таких местах, где белых и видом не видывали? И разве не были нам рады крестьяне? А?