Монго Бети - Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

— Ты никогда как следует не прислушивалась к тому, о чем говорил Ванделин, мама, и в этом все несчастье. Вспомни хорошенько. Ванделин говорил, что все пойдет по-другому, если у власти будет не просто кто-нибудь из наших, он называл только одного человека — Рубена. Рубен… он столько раз повторял это имя, что ты должна была бы запомнить. Ванделин, как и все, надеялся, что у власти будет Рубен, а не Баба Тура. В то время никто даже не слыхал о Баба Туре. Кого-нибудь из наших… Легко сказать! Да разве все люди одинаковы? И среди нас, как и всюду, есть и хорошие люди, и негодяи. Я поняла это с тех пор, как стала жить в городе, в этом человеческом муравейнике. Так вот, Рубен был хороший, добрый человек — одним словом, Иисус Христос для черных, а Баба Тура — негодяй. Только не вздумай громко говорить об этом. Вот видишь, мама, и у нас теперь есть свой Иисус…

— Тогда почему же ваш Рубен не стад губернатором?

— Ты прекрасно знаешь, мама, почему. Белые убили его. Ведь если бы губернатором стал он, им пришлось бы отдать нам все: города, магазины, лавки, конторы, поезда, аэропорты, роскошные дома — в общем все. Зато теперь, когда страной правит Баба Тура, они, как видишь, оставили за собой все. Они убили Рубена, точно так же как убили когда-то Иисуса, который тоже нес людям добро: Рубен — это Иисус Христос бедных людей.

— Недаром я всегда говорила: зачем дразнить тех, кого господь бог поставил над нами. Это всегда плохо кончается. Несчастье поразило моего сына, как молния поражает чересчур высокое дерево, превращая его в пылающий факел в ночи.

— Мама, я от тебя устала! — не выдерживала в конце концов Перпетуя. — Где это видано, чтобы господь бог ставил кого-то над кем-то? Это какой-то кошмар — то, что ты говоришь. А кошмары могут только присниться во сне, мама, наяву их не бывает.

— Ну вот, ты заговорила, как Ванделин.

Мальчик, которого родила Перпетуя, до того был похож на М’Барг Онану, что в Зомботауне его вскоре стали называть не иначе как «Комеса» — от слова «комиссар». Это прозвище обидело Перпетую, но не произвело никакого впечатления на Эдуарда — на удивление всем, он относился к Комесе, сыну, которого его жена зачала от его покровителя, с не меньшей нежностью, чем к Шарлю, чье сходство с его собственной персоной являлось для него предметом отцовской гордости.

Прошло уже, наверное, около восьми недель с того дня, как Перпетуя с двумя ребятишками вернулась в Ойоло, как вдруг стало известно, что с Замбо случился удар. Впервые после своей свадьбы Эдуард соблаговолил появиться в родной деревне, правда, на другой же день поспешил уехать.

Утешительные голоса, которые радиоволны тайно доносили из Аккры, после падения Нкрумы умолкли. Близился конец 1966 года, и, несмотря на ослепительно ясные солнечные дни, установившиеся за несколько недель до рождества, в сердцах и умах людей воцарился мрак. А тут еще разнесся слух о том, что преподаватель университета Бифанда — один из теоретиков и руководителей НПП, принадлежащий к молодому поколению борцов, — схвачен властями в тот момент, когда он пытался организовать партизанскую войну на юго-востоке страны, и наемники Баба Туры под командованием одного израильского офицера обезглавили его. Отчаяние толкало молодежь на всевозможные безумства, в стране царил пьяный разгул. «Так вот она какая, наша повседневность», — думал Эссола. Сколько раз он мучительно пытался постичь ее тайны — извечное стремление всех узников и изгнанников.

Несмотря на то, что она уже дважды стала матерью, Перпетуя ничуть не утратила своей привлекательности, напротив, с возрастом, сама того не подозревая, она обрела ту самую пьянящую красоту, секрет которой заключается вовсе не в туалетах или каких-либо иных ухищрениях, и сила ее была такова, что незнакомые люди, встречавшие Перпетую на улице, оборачивались и смотрели ей вслед.

Перпетуя так и не научилась одеваться, как истинная горожанка. Она не любила туфель на высоких каблуках, в них она чувствовала себя неловкой и слишком высокой, ей казалось, что она шагает на ходулях. Она редко надевала юбку и еще реже костюм, хотя сама отлично шила все это с помощью выкроек, которые покупала в большом центральном магазине. Правда, для того, чтобы добраться до центра, требовалось немало времени, и потому она решила ограничиться весьма скромной клиентурой, которую составляли немолодые женщины, не гнавшиеся за модой. Ее маленькое швейное предприятие — две машинки, одна мастерица и одна ученица — вполне удовлетворяло ее; к тому же Перпетуе принадлежала только одна машинка, другую она по-прежнему брала напрокат у Анны-Марии.