Антонио Молина - Сефард. Фрагмент романа. Рассказы. Интервью

Кто же не помнит дона Палмиро Сехаяна? Кто забыл его величественную фигуру, не утратившую стройности, несмотря на возраст, его трости из Макао, его строгие траурные костюмы, простоту в обхождении с теми, кто по положению был ниже его, а это как раз и были мы все, потому что у дона Палмиро было самое значительное состояние в нашем городе, если не во всей провинции? Как сейчас вижу его сидящим на своем обычном месте в углу кафе: крепкого, как дуб, руки сложены на рукоятке трости, — вижу его орлиный нос и белоснежные усы, столь характерные для армянской расы, которая несправедливо — «не в пример прочим», говорил мой кузен Симон, — приговорена вечно пребывать диаспорой. Когда дону Палмиро было двенадцать или тринадцать лет, кому-то из родственников удалось спасти его от турецких ятаганов, посадив на пароход, который увез его в Вальпараисо. Не успел он сойти на берег по окончании плавания, длившегося целый год, как разразилось землетрясение такой силы, что едва хватило шкалы Рихтера, чтобы ее измерить, и дон Палмиро уже было решил, что наступил конец света. У него не было ни одной родной души, он познал голод, пережил наводнения, был засыпан лавиной в одном из горных ущелий Анд, попал в кораблекрушение в Карибском море, пару раз чуть не был расстрелян (что совсем не редкость в сумбуре, царящем в латиноамериканских республиках), но в конце концов сколотил себе состояние, продавая швейные машинки, сперва разъезжая по горным и лесным районам Перу, а затем наладив их производство в Лиме, жемчужине Тихого океана, — как он всегда ее называл, — где у него была фабрика, заслужившая добрую славу. Он был женат на испанке и, когда ему исполнилось семьдесят лет, весьма выгодно продал свое заокеанское предприятие, но, не имея возможности вернуться к себе на родину, томящуюся под турецким игом, остановил свой выбор на родине жены и приехал в Испанию, в наш город — туда, где она родилась; здесь он овдовел, а чтобы развеять печаль и чтобы ему, еще достаточно крепкому старику, было чем заняться, открыл электробазар «Гора Арарат», который до сих пор волей-неволей напоминает о Палмиро Сехаяне, будучи расположенным на самом бойком месте на площади имени генерала Ордунья. Уважаемый всеми — и дунайцами, и троянцами , как выражался юный Кесада, — дон Палмиро неизменно присутствовал на наших сборищах в кафе «Ройял», взяв на себя оплату поглощаемых нами швейцарских булочек, кофе или молочного коктейля, за что ему, как никто другой был благодарен редко чем довольный Бустаманте, и дело здесь не в бедности, а в жадности: ведь сам он так и не подумал угостить нас по поводу вручения той самой нашумевшей премии Совета провинции…

Однако я начал рассказывать, что Лоренсито Кесада пошел за своим магнитофоном — настоящим чудом японской техники, умещающимся в кармане пальто; в этом-то кармане он его все время и таскал на случай, если представится возможность «записать какую-то новость, живое свидетельство». С превеликими церемониями, он гордо водрузил его на стол перед доном Палмиро и, чтобы проверить качество записи — потому что по обыкновению все делал весьма тщательно, — сказал дикторским голосом «проверка, проверка» и только после того, как окончательно убедился в безупречности звука, предложил дону Палмиро поведать нам свою историю про привидения.

— Однако уже за полночь, друзья мои, — сказал дон Палмиро, сверяясь со своими великолепными карманными часами. — Уверен, вы уже изнываете от желания отправиться спать.

— Вы расскажите нам в общих чертах, — предложил Кесада, — не вдаваясь в детали, grosso modo… [5] В общих чертах, приблизительно (лат..).

— Обещание равносильно долгу, — даже Сальседо, при всей своей учительской степенности, не смог скрыть нетерпения. — Вы же не оставите нас вот так — всего лишь помазав медом губы.

— Дон Палмиро, если вы сейчас умолкнете, это причинит нам огорчение, — сказал мой кузен Симон.

— …удар ниже спины … — на сей раз это был голос юного Кесады.

Припертый нашим любопытством к спине , как выразился бы незадачливый Лоренсито, дон Пальмиро заказал молока для всех — Бустаманте тут же попросил присовокупить булочек — и, возложив обе ладони на рукоятку трости, отхлебнул молока, вытер губы белоснежным платком и начал свое повествование серьезным и неторопливым тоном, который нас всех всегда завораживал. Когда мы его слушали, собравшись вокруг и внимая его медлительным речам с почтительностью учеников, время пролетало незаметно. Благодаря его рассказам, мы узнали, сидя все за тем же столом в «Ройяле», названия стран и городов, о существовании которых, если бы не дон Пальмиро, мы бы до сих пор не знали ничего, не говоря уже о названиях животных и фруктов, туземных народов, не имеющих никаких представлений о цивилизации. После этого мы расходились по домам, размышляя об иньяме и гуарани, и, кутаясь от холода, проходили из конца в конец по крытой галерее площади генерала Ордуньи, испытывая трепет при мысли об огромности мира.