Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

Саша оказался прав: кино помогало забыть обо всем и было идеальным лекарством от хандры. Лучше всего действовали фильмы со счастливым концом, внушающие надежду, делающие зрителя лучше и чище. Главный герой хорош собой, умен, у него обольстительная улыбка и потрясающее чувство юмора. Он остался совсем один, лучший друг испустил последний вздох у него на руках, но он под звуки чарующей музыки стойко выдерживает все удары судьбы, побеждает мерзавцев, разоблачает их заговоры, помогает несчастной вдове и всем угнетенным, спасает возлюбленную, роскошную голубоглазую блондинку, родной город и даже всю страну. После сеанса зрители стояли под дождем на тротуаре или устраивались в прокуренном бистро на площади Контрэскарп и жарко спорили о достоинствах фильма — хороший он, отличный или великий. В чем скрытый посыл картины, ее второй план и то имплицитное, [161] Скрытое, неявное, подразумеваемое, присутствующее неясно. уловить которое под силу лишь тонким ценителям. Жаркие дискуссии могли навсегда рассорить старых друзей, сблизить незнакомцев, посеять в сердцах рознь и даже ненависть. Киноманы решали, кто достоин звания лучшего режиссера в своей категории, кто настоящий новатор, у кого больше оригинальных идей. Назывались одни и те же имена американских, японских и итальянских мастеров. Саша научил меня делить фильмы на две категории: те, о которых можно часами говорить после просмотра, и те, о которых сказать нечего.

В награду за партию, выигранную у Томаша и оплаченную Лоньоном, Леонид пообещал сыграть со мной. Желать этого было верхом идиотизма. В исходе никто не сомневался, разве что в том, сколько продлится партия. Я напомнил Леониду об обещании.

— Не собираюсь тратить время на игру с сопляком!

— Ты дал слово!

— Учись, и через несколько лет мы, может, и сыграем.

Мне следовало ухватиться за эти слова, но я надулся, перестал с ним разговаривать и даже здороваться. В начале марта он сделал мне новое предложение:

— Давай обсудим нашу партию, Мишель. Ты одержишь победу.

— Это невозможно.

Он бросил на меня насмешливый взгляд, и я подумал, что неумеренное потребление красного вина все-таки повлияло на трезвость его мышления.

— Есть идея. Давай повеселимся.

— Да ты же размажешь меня по доске!

— Помнишь историю о Давиде и Голиафе?.. Кто взял верх?

— Почему ты спрашиваешь?

— А ты знаешь других Давидов? Ветхозаветная притча — обман. Нам хотят внушить, что Давид — ловкий хитрец. Но у тщедушного коротышки в неравном бою было опасное оружие. Надень на них перчатки и выведи на ринг. Кто кого побьет? Конечно, Голиаф Давида, но мы устроим так, что малыш разгромит великана.

И Леонид в мельчайших деталях описал свою немыслимую идею, призванную остаться в анналах клуба навечно. Все будет подстроено, и никто ничего не узнает. Все станут спрашивать себя, как недотепа-лицеист сумел выиграть у тридцать третьего номера в российской классификации, как безоружный молокосос победил бойца с автоматом Калашникова.

— Прости, Леонид, мне это неинтересно. Я хотел сыграть с тобой. Настоящую партию. Приложить максимум умений и получить удовольствие. В клубе все знают, на что я способен. Я не смогу выиграть ни у Имре, ни у Томаша, ни тем более у тебя.

— Ты умеешь хранить секреты, Мишель?

— Я похож на идиота?

— Как насчет того, чтобы немного подзаработать?

Я колебался.

— Сможешь купить, что захочешь.

— Надо подумать.

О притягательной силе легкой наживы написаны тысячи слов, но я все-таки добавлю несколько строчек от себя. Я поддался искушению в юном возрасте, но у меня есть оправдание: никто бы не устоял против такого профессионала, как Виктор Володин. Я стал покорной жертвой пресловутого «стечения обстоятельств», которое бесперебойно обеспечивает клиентурой тюрьмы, гильотину и электрический стул. Я не был алчным, но умирал от желания получить «24 часа Ле-Мана». Я ходил на базар в Ратушу, где игру демонстрировали в варианте «Гран-при Ле-Мана», выстоял бесконечно длинную очередь, на две крохотные минутки получил в управление «Феррари-TR60» и померился силами с тремя противниками. Я много месяцев выпрашивал эту потрясающую игру у родителей, но семейные проблемы и раздоры свели праздники и рождественские подарки к пустой формальности. Мама считала цену запредельной, а мои успехи в учебе посредственными и не соглашалась на покупку.

Я видел Виктора Володина всего один раз, два года назад, дождливым воскресным днем. Игорь и Владимир играли напряженнейший матч-реванш. Многие члены клуба наблюдали за партией. Саша стоял чуть поодаль от стола. В то время мы еще не были знакомы лично. Дверь распахнулась, и появился вымокший до нитки взбудораженный Виктор Володин. Он что-то сказал по-русски, и Игорь его одернул: