Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов

— Ты заболел? Окончательно выжил из ума?! — кричал папа.

— Не понимаю, что ты так бесишься, Поль.

— Ты всегда внушал нам, что наша родина — Франция.

— Я скучаю по Италии.

— Я бы понял, если бы ты хоть раз съездил туда в отпуск, тебе это и в голову не приходило! С чего вдруг ты услышал зов родины?

— Мы обсуждали это с твоей матерью. Она хотела увидеть Венецию и Рим. Не получилось. Я начал учить итальянский и уже немного говорю, но мне не хватает практики.

— А как быть мне?

— В каком смысле?

— Как я смогу отсюда, из Франции, заботиться о тебе?

— Мы не часто видели тебя и в Лансе.

— Ты в таком возрасте, когда тебе может понадобиться уход.

— Я не рассчитываю ни на тебя, ни на твоего брата. У вас своя жизнь. Захочешь увидеться, приедешь, я же не в Австралию собираюсь.

— Чем занимается твой кузен?

— Он на пенсии. Дети взяли на себя всю работу на ферме. Они выращивают помидоры. И свиней.

— Пармскую ветчину? — спросила Жюльетта.

Дедушку Энцо поселили в комнате Франка. Он не задал ни одного вопроса о моем брате.

На следующий день, когда он проснулся, я завтракал в кухне, а папа собирался на работу.

— Ты рано уходишь.

— Приходится.

— Я собираюсь навестить твоего брата.

— Рад за тебя.

— Зря ты так к нему относишься. Он пережил много невзгод. Нужно быть терпимей.

— У меня тоже проблемы, папа.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать, Поль?

— Я и сам пока не вижу решения.

— Нам нужно будет поговорить до моего отъезда. Только ты и я.

— Если уедешь, мы больше не увидимся.

— Я на пенсии уже семь лет. Раз в месяц приезжаю в Париж. Пока была жива мама, мы приезжали вместе, и она встречалась с твоим братом. Из всей твоей семьи я общался только с Мишелем. Мы ходили в Лувр. А ты был вечно занят.

— Я работаю, папа. У меня магазин, клиенты. А музеи я не люблю.

— Я ни в чем тебя не упрекаю — просто хочу воспользоваться временем, которое отпустит мне судьба, и посмотреть Италию.

— Зачем?

— А чем еще мне заниматься? Ходить в парк, смотреть телевизор, играть в петанк? Жизнь здесь такая тусклая! Мне нужен свет, солнце. Я хочу воочию увидеть то, чем восхищался в книгах и на картинах. Я пенсионер и могу жить как хочу, никуда не торопясь. Я, слава богу, здоров. Кузен Риккардо хороший человек, у него большая ферма в Фонтанеллато. Ты сможешь приезжать, когда захочешь, проводить у меня отпуск.

— Будем надеяться, что я сумею навестить тебя, не дожидаясь отпуска.

Папа ушел.

— Он и правда ужасно занят, — сказал я, чтобы утешить дедушку. — Сейчас приготовлю завтрак.

— Но ты-то хоть свободен?

— После обеда у меня нет занятий — если хочешь, пойдем в Лувр.

— Не в Лувр, в другое место.

На фасаде дома номер четыре по улице Мари-Роз, что неподалеку от Порт-д’Орлеан, [151] Южные ворота Парижа — находятся у выезда на кольцевую дорогу и шоссе в аэропорт Орли. висела мраморная мемориальная доска: «Здесь с июля 1909-го по июнь 1912-го жил Владимир Ильич Ульянов-Ленин». В старом доме вкусно пахло мастикой. Дедушка шел первым. Мы поднялись на третий этаж, и он позвонил в дверь. В замке повернули ключ, сняли цепочку, и на пороге возник высоченный пожилой толстяк.

— Здравствуй, товарищ, — сказал он, пожимая дедушке руку. — Не шумите, соседям не нравятся эти визиты.

Он осторожно закрыл дверь, сел на стоявший у окна стул и вернулся к чтению, не обращая на нас никакого внимания. Квартира выглядела старомодной и сумрачной. Я думал, что дедушка проведет для меня экскурсию, но он молча стоял перед зеркалом в золоченой раме, к которой были приклеены старые фотографии и пожелтевшие тетрадные странички, как будто пытался разобрать написанное. В коридоре, в двух витринах, подсвеченных слабой лампочкой, находилось пыльное Красное знамя и несколько других экспонатов. Стены ленинской спальни были оклеены поблекшими обоями в цветочек. На кровати лежала шахматная доска, над изголовьем висела фотография Карла Маркса в рамке. На бюро я заметил чернильный прибор, керосиновую лампу, бумагу и письма в конвертах на имя Ленина. На книжных полках стояли старые книги. Я решил поинтересоваться, что он читал, и подошел ближе. Оказалось, что это не книги, а муляжи. В комнате жены Ленина Крупской пахло затхлостью. В темном алькове стояли две детские кроватки, у стены — узкая койка, на которой спала Надежда Константиновна. Стены комнаты украшали фотографии и факсимильные копии писем. На кухне окнами во двор я обнаружил плиту с чугунным котелком на конфорке.