Сара Миллер - Я знаю все твои мысли

— Идея отличная, — обиженно говорит она. Эди подходит и встает рядом.

Молли подходит к Гиду.

— Спасибо, — шепчет он. — Ты… Молли поднимает руку.

— Я делаю это не для тебя, а по доброте душевной.

Гид не разрешает себе смотреть на ее зад, когда она уходит. Он этого не заслужил.

— Твои друзья не хотят пойти с нами? — спрашивает Джим. — Ты уверен?

— Да, — отвечает Гид, — вполне.

Они садятся в машину и несколько кварталов едут молча. Как странно находиться здесь. Неужели прошло всего два месяца? Он видит, что отец в раздумьях, никак не может сообразить, какой бы вопрос ему задать.

Ну и хорошо, думает Гид, потому что он все равно решил ничего ему не рассказывать.

— Куда мы едем? — спрашивает Гид, предприняв обходной маневр и притворяясь беззаботным.

Джим — о, как Гид молился, чтобы этого не случилось! — принимается теребить усы.

— Надо найти стейк-хаус или что-то типа того.

Гид улыбается про себя. Ну а что еще ему делать? Надо быть оптимистом, внушает он себе, пока они стоят на светофоре на шоссе рядом с театром. И рассказать папе о том, что происходит. Не обо всем, конечно, но хотя бы в общих чертах. Что, если он может помочь?

Загорается зеленый. Отец выжимает сцепление, и сила тяги припечатывает Гидеона к креслу.

— Весело, правда? — говорит отец. — Если у вас тут в округе есть полицейские, они наверняка называют превышение скорости «демонстрацией скоростных качеств машины».

Официантке в стейк-хаусе на вид лет двенадцать. Маленького роста, с симпатичной коротенькой стрижкой, которая делает ее похожей на птичку. На плечах у нее татуировки с изображением птиц, а когда она наклоняется, он видит розового дракона на пояснице. Они идут за ней по всему ресторану, и она ни разу не оборачивается проверить, отстали они или нет. Джим шутит: «Спасибо за экскурсию». Но она уходит без единого слова. Гид замечает, что сзади на шее у нее еще одна татуировка. Ему грустно на нее смотреть. Он смотрит на салат-бар, на огромные стеклянные миски с латуком и бледными помидорами, и ему становится еще грустнее.

Ну разве можно не влюбиться в парня, который впадает в депрессию при взгляде на салат-бар?

Джим набрасывается на тарелку с отвратительной жареной едой и салатом, тонущем в соусе из голубого сыра, и с любопытством смотрит на тарелку Гида: мор- ковь, кусочек творожного сыра и тунец без соуса.

— Я смотрю, этот Николас не шутил, сказав, что «откорректировал твою диету»!

— Когда я только приехал, Николас сказал, что у меня обвислости и… — Гид замолкает. На самом деле у него просто нет аппетита.

— Так, значит, вы с Даниэль расстались? — спрашивает Джим.

При упоминании ее имени его начинает мутить.

— «Расстались» звучит очень категорично. Я просто ни разу не позвонил ей с тех пор, как приехал сюда. Она меня ненавидит. — Интересно, чем она сейчас занимается? Стоило ли отпускать ее с Молли и Эди?

— Женщина всегда ненавидит мужчину, что бы ты ни делал, — рассуждает его отец. — Такова правда жизни.

Похоже на то, что ему втолковывали Каллен с Николасом. Только более многословно. Но если это действительно так, это же просто здорово. Значит, все хорошо, то есть хорошо для него и не совсем хорошо для Даниэль.

— А вы с Даниэль о чем-нибудь говорили по дороге? — Вообще-то Гида не столько интересует сам этот вопрос, сколько завораживает, о чем может говорить такая странная парочка.

Джим качает головой.

— Я стал спрашивать ее про школу. Она отвечала односложно. А потом мы в основном молчали.

— Она спала?

— Нет. Ни разу ни уснула.

Девять часов без сна в одной машине с Джимом Рейберном? Неудивительно, что она на меня наорала, думает Гид, после того, что ей пришлось выдержать такое. Наверное, она действительно любит меня. И снова на ум приходит Пилар. Как несправедлив этот мир!

— О чем вы говорили с мистером Кавано? — спрашивает Гид, отхлебывая колу. Вкус божественный. Николас запрещает пить колу.

— Забавно, что ты спросил об этом. Я сказал, что по-моему, тебе здесь очень нравится, а он ответил, что, кажется, Каллен и Николас оказывают на тебя плохое влияние.

Гидеон кивает. Ему опять становится хорошо: он понимает, что ему плевать на то, что думает Кавано, хотя, конечно, это очень забавно.

— Ну я, естественно, встревожился. И тут он говорит, что у него, конечно, нет доказательств, но он подозревает, что они принимают наркотики. Наркотики! — Джим смеется и откусывает большой кусок чего-то желтого — может, энчилады, а может, картофельной запеканки. — Я чуть не расхохотался. Понимаешь, мне приходилось видеть наркоманов. А эти два мальчика, такие симпатичные — хорошие мальчики, в хорошей спортивной форме… Подумать только, наркотики! — Он качает головой. За окном, хромая, проходит сутулый парень в грязном спортивном костюме, глаза под голубой нейлоновой кепочкой прищурены. У него не хватает зубов. Гид прикидывает, что ему может быть и тридцать лет, и девяносто. — Вот этот парень наверняка наркоман, — заявляет Джим. — А мой сын — можно подумать, если бы мой сын принимал наркотики, я бы не заметил!