Мейв Бинчи - Хрустальное озеро

— Но если этот человек не в себе… — начала Клио.

— Даже если этот человек не в себе, — пресек возражения отец Джон.

Священник устал, а ему еще предстояло прочитать проповедь мальчикам. Убедить их в смертельной опасности пьянства и сквернословия. Иногда отец Джон сомневался в том, что его слова могут что-то изменить, но в такие минуты напоминал себе, что подобные мысли — почти то же самое, что грех неверия, а потому их следует остерегаться.

— У тебя нет приличных кузенов, — сказала Клио, когда они валялись на диване в ее комнате.

— О боже, что ты ко мне привязалась? — простонала Кит, читавшая статью о том, как ухаживать за руками.

— Они никогда не приезжают к вам в гости.

— Почему же? Макмагоны живут лишь в нескольких милях отсюда. — Кит вздохнула. Этот разговор был ей неприятен.

— А к нам приезжают родственники из Дублина.

— И ты всегда говоришь, что ненавидишь их.

— Я люблю тетю Мору.

— Только потому, что она каждый раз дарит тебе шиллинг.

— А у тебя вообще нет теток, — стояла на своем Клио.

— Ох, Клио, помолчи! Конечно, у меня есть тетки. Тетя Мэри, тетя Маргарет…

— Это просто жены братьев твоего отца.

— Неправда. У папы есть сестра, но она живет в монастыре в Австралии. Она что, не тетя? Тетя. Но ожидать, что она приедет в гости, поживет у нас и подарит шиллинг, не приходится, правда?

— У твоей матери нет родни. — Клио понизила голос. — Вообще никакой. — По тому, как она это сказала, было ясно, что Клио просто повторяла чужие слова, словно попугай.

— Что ты хочешь этим сказать? — разозлилась Кит.

— Только то, что сказала.

— У нее есть родня. Мы.

— Но это странно, только и всего.

— Ничего тут нет странного! Почему ты опять цепляешься к моей маме? Кажется, ты обещала оставить ее в покое.

— Не заводись.

— Нет, буду! Все, я пошла домой. — Кит спрыгнула с дивана.

Клио смутилась:

— Я не имела в виду ничего плохого.

— Тогда зачем об этом говорить? Что ты за человек? Сначала сболтнешь что-нибудь, а потом говоришь, что ничего не имела в виду…

— Я только сказала…

— И что же ты сказала? — Глаза Кит вспыхнули.

— Сама не знаю.

— Вот и я тоже. — Кит выскочила из комнаты и сбежала по лестнице.

— Уже уходишь? — спросила стоявшая в коридоре миссис Келли. Мать Клио всегда знала, когда они ссорились. — А я как раз собиралась печь печенье. — С помощью вовремя предложенного угощения можно избежать ненужных стычек. Но сегодня и это не помогло.

— Клио будет рада. А мне нужно домой, — буркнула Кит.

— Еще рано.

— Маме одиноко. Понимаете, у нее нет родни, — не сдержавшись, вызывающе заявила девочка.

Темно-красные пятна, проступившие на щеках и шее миссис Келли, доказывали, что догадка Кит была правильной. Аккуратно закрывая за собой дверь, она со злорадством подумала, что никакого печенья Клио не получит. «Вот и хорошо! Надеюсь, мать спустит с нее три шкуры».

Но матери дома не было. Рита сказала, что она решила на денек съездить в Дублин.

— Что ей там понадобилось? — проворчала Кит.

— Все любят ездить в Дублин.

— Но… у нас там никого нет.

— В Дублине живут миллионы людей, — сказал Эммет.

— Тысячи, — рассеянно поправила его Кит.

— Какая разница?

— Ладно. — Кит решила сменить тему. — Что ты читал сегодня?

— Уильяма Блейка. Кто-то подарил сестре Мадлен книжку его стихов. Они ей очень нравятся.

— Я знаю только одно его стихотворение — про тигра.

— У него их много. Стихотворение про тигра есть в учебнике, а он написал их тысячи.

— Скорее десятки, — снова поправила Кит. — Прочитай мне хоть одно.

— Я не помню их наизусть.

— Перестань. Ты вечно их бормочешь.

— Я знаю про флейтиста… — Эммет остановился у окна и стал смотреть в него, как всегда делал это в домике сестры Мадлен.

Мальчик был очень горд собой. В стихотворении было трудное слово «флейтист», но он справился с ним блестяще.

Кит не заметила, как в комнату вошел отец, однако Эммет ничуть не смутился.

Стоял тихий сентябрьский вечер, они сидели за столом, и по спине девочки пробежали мурашки. Все выглядело так, словно мать действительно вне семьи. Словно их всего четверо: Эммет, папа, Рита и она сама.

Словно мать никогда не вернется.

Она вернулась замерзшая и усталая: печка в поезде сломалась, а сам поезд ломался дважды.