Санджай Гупта - Тяжелый понедельник

Виллануэва направил «джип» во двор и подъехал к крыльцу. Лицо его лоснилось от пота, в висках стучали молотки. Вчера он явно переборщил с ромом и кока-колой в баре у О’Рейли. Приехал он один, к большой своей досаде, и мысленно решил, что надо сбросить несколько лишних фунтов. Лишний вес вредил его репутации в ирландском пабе. Это заведение Виллануэва обнаружил после развода, и бар сразу ему понравился. Во-первых, он находился недалеко от больницы, во-вторых, это была настоящая пивная — маленькая, темная и непрезентабельная. В «Рейли» не было никаких растений в кадках. Единственным украшением стен были проспекты пива и другая бесплатная реклама поставщиков. Были тут и всякие безделушки, принесенные завсегдатаями. На полке за стойкой пылились шлемы мичиганских футбольных команд. Над холодильником с пивом, ниже бутылок с крепким алкоголем, виднелись наклейки с изречениями: «Звонил твой проктолог; он нашел твою голову», «Мой ум похож на стальной капкан — ржавый и запрещенный в тридцати семи штатах». «Рейли» был настоящим баром — во всяком случае, по понятиям Виллануэвы. Бармен здесь не моргнет глазом, если ты закажешь ерш, и не полезет в поваренную книгу, если тебе понадобится коктейль по рецепту прошлого века. Виллануэва предпочитал простую выпивку и очень любил «Гавана клаб». Чудесная смесь кофеина и алкоголя. Пожалуй, даже слишком чудесная.

В самом конце своей супружеской жизни Виллануэва приезжал домой настолько пьяным, что путался — по какой из дорог ехать до дома. Все улицы носили замысловатые ботанические названия — Магнолиевый переулок, Азалиевый круг, Плющевой проезд. Он бы и трезвый запутался в этой растительности, а уж пьяный… Мало того, все улицы были застроены практически одинаковыми кирпичными домами, единственным назначением которых было громко кричать, что их владельцы «сделали это». Подъездные дороги к домам неизменно заканчивались круговыми cul-de-sacs [5] Cul-de-sac — тупик ( фр .). Буквально: дно мешка. . На этих заросших травой полянках играли дети — если отрывались от «Нинтендо», «Плейстейшн» и других электронных игрушек. Само это слово — cul-de-sac — действовало Виллануэве на нервы. «В детстве мы называли это тупиками», — говорил он своей бывшей половине, когда хотел ее поддразнить.

Он позвонил в дверь, надеясь, что Ник не увлечен какой-нибудь компьютерной игрой с включенным на полную катушку звуком. Нет ответа. Позвонил снова. Лайзы тоже нет. Наверное, уехала в магазин, чтобы до последнего цента потратить те пятнадцать тысяч алиментов, которые он ей ежемесячно выплачивает. По решению суда и по договоренности адвокатов сторон, которым Виллануэва тоже платил, это воскресенье Ник должен провести с отцом. Ответа между тем не было. Джордж сжал пальцы в кулак размером со средний свиной окорок и принялся что есть силы дубасить в дверь, слыша, как звуки ударов гулко отдаются в пустом доме. Он потер пульсирующие виски и начал заглядывать в окна. А вдруг сын забил на их встречу и не стал его ждать? Правда, на самого Джорджа тоже нельзя было положиться. В назначенные судом дни он не всегда находил время, чтобы повидаться с Ником. Если напивался или подцеплял на ночь какую-нибудь медсестру или шлюшку из бара, то звонил Нику и говорил, что не может приехать, так как его срочно вызвали в больницу. «Нет проблем», — говорил в таких случаях Ник. Джордж успокаивал свою совесть, уговаривая себя, что у нормального восьмиклассника есть масса других дел, кроме как скучать с родителем. Это успокаивало, хотя Виллануэва понимал, что лжет сам себе.

В детстве Джордж почти не видел своего отца, работавшего на мясоперерабатывающем заводе. Отец обычно уходил на работу, когда сын был в школе, но часто оставался на дополнительные ночные смены, чтобы семья могла свести концы с концами. Работа настолько сильно изматывала его, что, придя домой, отец тихо усаживался в единственное в доме кресло, вставлял в рот сигарету и принимался массировать костяшки пальцев правой руки. Только много лет спустя до Джорджа дошло, что отец всю смену орудовал тяжеленной пилой, обваливая мясо с двигавшихся мимо него, подвешенных на крюки туш. Это был настоящий конвейер — как на автозаводе. Пальцы, державшие рукоятку пилы, настолько немели к концу смены, что в конце работы отцу приходилось разжимать их другой рукой. В операционной, держа в руке скальпель, которым он рассекал мышцы, Гато всякий раз вспоминал об отце. В конце концов, между ними не такая уж и большая разница.