Juan Bas - Таверна трех обезьян (пер. Е.Антропова)

Rendez-vous с чувственной Ковадонгой оставалось вторым пунктом моего скромного плана, и я надеялся привести его к благополучному завершению, если только мне не помешают обязанности детектива.

Фаусто обсудил с властями и своим начальством проблему, следует ли продолжать тур. Послезавтра, в субботу, планировалось прибытие в Сантьяго. Едва ли не половина пассажиров уже решили для себя этот вопрос, не желая задерживаться в проклятом поезде. Они потребовали у компании, чтобы их доставили в город святого покровителя Испании на автобусе.

Остальные, среди них Сукарриета и Ковадонга, предпочли остаться, так что выбор мой очевиден.

В конце концов было решено, что выжившие – лично меня покоробило, как бесчеловечно прозвучало это слово – могут завершить маршрут.

Поезд снова отправился в путь во второй половине дня, после обеда, который многие из нас проигнорировали. Ковадонга с мужем, напротив, охотно пошли на свидание с сомнительной пищей в ресторан «Эль Эрисо Алегре» в сопровождении Сабуго, нового телохранителя: неотесанный овьедец, настоящий урод.

Вечером, в дороге, Сукарриета не покидал одного из салон-вагонов. Он увлекся чтением литературной версии биографии предтечи нацизма Сабино Араны (и как только не надоедает одна и та же тема!); я же устроился напротив, через два стола, оттачивая карандаш перочинным ножиком, рукоятку которого украшала эмаль с изображением сурового Растапопоулоса в «Рейсе 714 на Сидней». Мы смотрели друг на друга в упор, исполненные взаимной ненависти, и оба прекрасно это осознавали.

Чтобы нагнать упущенное время, станцию Кудильеро мы промчались без остановки. Поздним вечером мы прибыли в Луарку, малоинтересный городишко: его единственной достопримечательностью, заслуживавшей внимания, было романтическое кладбище, расположенное на скалистом обрыве.

За ужином, где присутствовали все сорок оставшихся пассажиров (омар средних размеров, которого мне попытались всучить, выглядел так, словно его готовили в напалме), нас настигло еще одно дурное известие, явившееся для меня последним звеном в цепи доказательств виновности мерзавца Сукарриеты.

С легкомысленной Магнолией Бернер случился истерический припадок, когда ей сообщили новость: ее подругу Полли Флок нашли, девушка разбилась, сорвавшись с высокого склона Наранхо де Бульнес, очень далеко от места своего исчезновения. Как она умудрилась подняться на эту опасную гору? Рассудили, что такое возможно лишь в когтях гигантского беркута. Если только есть на свете орлы, способные унести упитанное тело весом в шестьдесят восемь килограмм. Птица сбросила бедняжку с пятидесятиметровой высоты, а затем растерзала ей горло чудовищным клювом… И вновь в теле не осталось ни капли крови…

Фаусто совершенно пал духом. Транскантабрийская линия существовала пятнадцать лет. За это время, естественно, случались периодически всякие мелкие неприятности, но никогда и ничего подобного тому, что творилось теперь: два несчастных случая со смертельным исходом и одно убийство.

Правда, я не стал бы спешить с выводами. С моей точки зрения, во всех трех случаях это были убийства, а вовсе не трагические происшествия; насилие над Татсуни и Полли, замаскированное под случайную смерть, и было делом рук маньяка Сукарриеты… Я не представляю, с помощью какого хитрого трюка он сбросил со скалы несчастную англичанку, но я узнаю это…

Nota Bene. Понятно, милой игре в покер по ночам настал конец. Все мы поспешили разойтись по своим купе. Но с другой стороны, нет худа без добра – концерт караоке в пабе на колесах также не состоялся.

Я вернулся к первой странице своего дневника, чтобы озаглавить записки в духе жанра, и вывел красными чернилами: «Паника на Транскантабрийской железной дороге».

Все завершилось благополучно. Правда, у меня и теперь дрожат руки, пока я собираюсь с мыслями, чтобы описать развязку, и я не уверен, сумею ли четко передать ход событий. «Панику на Транскабрийской железной дороге» уже нельзя считать пробой пера автора, ее издание следует рассматривать как долг гражданина перед обществом.

Этой ночью мне грозила смертельная опасность, и ужаснее страха я в своей жизни не испытывал.

Я обратился к дневнику, когда опасность уже почти миновала. Но даже нервное напряжение последних часов бессильно утихомирить ураган чувств, обуревающих меня: разгадка потрясла меня до глубины души.