Марлон Брандо - Тигр Железного моря

Солдаты маршала Суня исправно получали жалованье — такие расходы были ему по плечу, — и в 1926 году они загнали Чан Кайши в угол. Однако уже в 1927 году маршал Сунь неожиданно отступил. Состоялась грандиозная битва за Наньчан, в которой обе стороны понесли огромные потери. Тем не менее поползли слухи, будто генералиссимус Чан Кайши заключил сделку с экстравагантным маршалом и битву устроили лишь для показухи. Сунь Чуаньфан, хитро манипулировавший как войной, так и золотом, отступил, что наверняка было заранее согласовано, а его женщины (главным образом француженки, русские и американки) стали носить самые модные и дорогие парижские шляпки.

Затем националисты, не встретив сопротивления, захватили Шанхай, и солдаты маршала Суня оказали поддержку стойким воинам маршала Чан Кайши, только что обутым на русские деньги в сапоги, для того, чтобы извести коммунистов, которые наводнили столицу и называли себя пролетариатом.

— Хочу заметить, что этим чертовым красным пришел конец, — сказал Энни, не отрываясь от газеты. — У этих хоть какие-то убеждения есть. Остальные же готовы мать родную продать. У китайцев нет религии, их религия фальшивая, они совершенно не верят в достоинство человека. Они безнадежные и отчаянные люди.

— Лучше уж мать родную продать, чем стать большевиком, — резюмировал Стрэчен.

На следующий день Энни Долтри был выпущен на свободу и сразу же отправился на свою шхуну. Стрэчену он передал в наследство, как подарок от друга-заключенного, деревянную шкатулку с Волшебной Птицей Надежды.

С Хай Шэном Энни больше не встречался. Продав знаменитого победителя, Шэн больше не появлялся у беговой дорожки и, по всей видимости, пожелал побыть наедине с самим собой, поскольку тараканьи бега утратили для него былую привлекательность. Энни не получил от него ни слова благодарности, лишь вместе с Волшебной Птицей Надежды ему был доставлен клочок газеты с завернутыми в него тремя пуговицами от ширинки. И Энни забыл о своем «горячем» поваре, теперь все его мысли были устремлены в будущее.

Покидая тюрьму «Виктория», Энни пожал мистеру Льюлину руку, точнее, кончики пальцев и сказал:

— Ну что ж, прощай. Немного грустно, верно? Эй, парень, я буду скучать по тебе. И вот еще что, дружище, знай, мне так нравилось здесь, славное местечко. И особенно я хочу поблагодарить за отличную кухню. Хотелось бы оставить хорошие чаевые повару, да вот только я забыл взять с собой чековую книжку. А вот для тебя у меня кое-что есть.

На Энни был коричневый костюм с ярлыком «Принц Уэльский». Костюм изрядно помялся, пролежав шесть месяцев без употребления, и сейчас наполнил кабинет Льюлина запахом нафталина. Это, однако, не мешало Энни выглядеть приличным человеком. Он уже успел подарить синий в горошек шейный платок зубному врачу в знак благодарности за его такт и великодушие (кто знает, вдруг вновь случится здесь оказаться). Он вырезал себе новый платок из звездно-полосатого призового флажка яхт-клуба, который хранил на крайний случай. Подарок же для Льюлина Энни держал свернутым под мышкой. И теперь вручил его.

Льюлин лишился дара речи. Он не был готов к такому. Но подарок принял.

Среди богатств Энни был очень хороший карандашный рисунок двора экзекуций. На нем был изображен капрал Стрэчен на фоне двери отхожего места. Справа виднелась узкая улочка, выделялся искусно нарисованный мост, с него вниз свисало тело. Возможно, это был труп Ли Вэнчи (узнать сложно). А вот человек, облокотившийся о перила и с улыбкой смотревший прямо на зрителя, был, несомненно, Льюлин. Его широкое, почти четырехугольное, лицо с рыжими усиками трудно было не узнать. Чтобы эти рыжие усы получились наиболее естественными, Энни пришлось проткнуть палец булавкой и выдавить каплю собственной крови: все-таки в душе он был большим художником!

Льюлин взял рисунок и сказал:

— Спасибо большое, Долтри.

На рисунке стояла подпись: «Анатоль Долтри. Хью с наилучшими пожеланиями». С ничего не выражавшим лицом Льюлин продолжал смотреть на рисунок, а Энни, держа в одной руке легкий чемоданчик из искусственной кожи, а в другой — зонтик, широко улыбаясь охранникам и всем прочим, находившимся здесь при исполнении, покинул кабинет. Выйдя через задние ворота, Энни махнул шляпой, после чего водрузил ее на голову. Мягкая фетровая шляпа, купленная в Сан-Франциско, несмотря на свой преклонный возраст, сохранила отличную форму. На левой стороне ее полей зияла маленькая дырочка от пули, но она не портила вид головного убора, а скорее служила его украшением.