Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

— Э? А? О, понятно! Так, так, так… — сказал генерал, ставя свою подпись.

— Спасибо, дядя!

— Не за что, не за что. Прости, но теперь я занят. Уведи свою невесту и дай ей минеральной воды.

И, отстранив Мортимера, предлагающего ему колоду карт, он присоединился к обществу. Фредди пылко обнял Аннабеллу. Фокусник подкрутил усы, вынул из ее волос несколько флагов и, махнув рукой, вышел.

© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

— Жизнь, малышок, — сказал Укридж, — престранная штука.

Он возлежал на диване лицом к потолку и так долго не прерывал молчания, что до этой секунды я пребывал в уверенности, будто он спит. Теперь же выяснилось, что погружен он был не в сон, а в размышления, чем и объяснялась его столь нетипичная молчаливость.

— Престранней некуда.

Он приподнялся, сел и уставился в окно. Окно гостиной в коттедже, который я снял за городом, было обращено к лужайке с рощицей на заднем плане, и тут на него из пробуждающегося снаружи мира повеял тот первый прохладный ветерок, который возвещает, что в свои права вступает новый летний день.

— Черт подери! — вскричал я, поглядев на часы. — Ты отдаешь себе отчет, что своей болтовней продержал меня тут всю ночь?

Укридж не отозвался. Его лицо приняло непонятно отрешенное выражение, и он испустил звук, подобный последнему бульканью выдохшегося сифона с содовой. Видимо, так он представлял себе вздох скорби. Я понял, что произошло. В начале дня есть час необъяснимой магии, распечатывающий родники чувств даже у сваренных вкрутую. В этот час, когда солнце подергивает румянцем восточный горизонт и самая ранняя пташка щебечет над своим законным червячком, Стэнли Фиверстоунхо Укридж, сей закаленный в боях с Роком муж гнева, взял и рассиропился. Из чего следовало, что вместо постели меня ожидает какая-то история из его темного прошлого.

— Потрясенц, одно слово, — сказал Укридж. — Как и судьба. Странно подумать, Корки, старый конь, что, не сложись все так, как сложилось, я бы, возможно, сейчас был наивлиятельнейшей шишкой, предметом уважения и подражания для всего Сингапура.

— Но с какой стати тебя зауважали бы в Сингапуре?

— Купался бы в деньгах, — продолжал Укридж тоскливо.

— Ты?

— Да, я. Ты хоть раз слышал про типчика с Востока, который не нажил бы там несметных богатств? Еще бы! Ну так представь, чего бы достиг я с моим-то мозгом и прозорливостью. Отец Мейбл нагреб в Сингапуре те еще кучи золота, а не думаю, чтобы у него была хоть крупица какой бы то ни было прозорливости.

— Что еще за Мейбл?

— Неужели я тебе не рассказывал про Мейбл?

— Нет. Мейбл — а как дальше?

— Имен я не буду называть никаких.

— Терпеть не могу безымянных историй.

— Скушаешь эту историю безымянной. И не подавишься! — с силой сказал Укридж и опять вздохнул. Чрезвычайно противный звук. — Корки, мой мальчик, — продолжал он, — понимаешь ли ты, на каких тонких нитях подвешены наши жизни? Понимаешь ли ты, какими ничтожными могут быть камни, о которые мы ушибаем большие пальцы ног, шагая через этот мир? Понимаешь ли ты…

— Переходи к делу.

— В моем случае это был цилиндр.

— Чем был цилиндр?

— Камнем.

— Ты ушиб большой палец на ноге о цилиндр?

— Да, фигурально выражаясь. Именно цилиндр изменил ход всей моей жизни.

— Так у тебя же никогда не было цилиндра.

— Нет, у меня был цилиндр. И с твоей стороны идиотизм делать вид, будто у меня никогда не было цилиндра. Ты прекрасно знаешь, что я, когда живу у моей тетки Джулии в Уимблдоне, просто-напросто купаюсь в цилиндрах — буквально купаюсь.

— Ну да, когда живешь у своей тетки.

— Так я как раз жил у нее, когда познакомился с Мейбл. Ну, а история с цилиндром…

Я снова поглядел на часы.

— Могу уделить тебе полчаса, — сказал я. — А потом пойду спать. Если ты способен уложить Мейбл в тридцатиминутный набросок, валяй.

— Совсем не то сочувствие, какого я вправе ждать от старого друга, Корки.

— Но единственное сочувствие, на какое я способен в половине четвертого утра. Приступай.

Укридж задумался.

— Даже не представляю, с чего начать.

— Ну, для начала, кто она была такая?

— Она была дочкой типуса, который заправлял каким-то колоссально богатым чем-то в Сингапуре.

— Где она жила?

— На Онслоу-сквер.

— Где жил ты?

— У моей тетки в Уимблдоне.

— Где ты с ней познакомился?

— На званом обеде у тетки.

— Ты влюбился в нее с первого взгляда?