Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

Мистер Клаттербак уже некоторое время бормотал что-то о крещении корабля и теперь помотал головой, словно отказывался тянуть басовую ноту.

— Сначала корабль окрещу, — сказал он. — Старинная традиция. — И, замахнувшись бутылкой, ловко швырнул ее в одно из окон верхнего этажа. — Доброй удачи всем, кто поплывет на тебе, — пожелал он.

Теперь настала очередь Освальда Стоукера помотать головой.

— Ну, послушайте, дорогой мой, если мне будет дозволено высказать некоторые соображения, вы, по-моему, отступили от общепринятой процедуры. Конечно же, разбивают бутылку о корабль, а не корабль бутылкой. Однако, — продолжал он, когда из окна показались верхние склоны Стайнифорда, дворецкого, — это принесло плоды. Мы собрали зрителей. Вы что-то сказали? — добавил он, обращаясь к Стайнифорду.

Дворецкий, как до него пес, был, казалось, чем-то раздосадован.

— Кто, — вопросил он, — там внизу?

— Говорит Огастес Муллинер или, вернее, — сказал Освальд Стоукер, приступая к этому действию, — поет.

Зрелище торчащей головы подвигло мистера Клаттербака показать себя сполна. Вновь Освальд Стоукер имел удовольствие увидеть, как он изображает бейсболиста, раскручивающего мяч, что, по сути, мало отличалось от начала эпилептического припадка. В следующий миг точно посланное сырое яйцо нашло свою цель.

— В яблочко! — с удовлетворением сообщил мистер Клаттербак. И побрел прочь с приятным чувством исполненного долга, а Освальд Стоукер едва успел закурить сигарету и насладиться несколькими освежительными затяжками, как к нему присоединился мажордом миссис Гаджен с дробовиком в руках.

— А, Стайнифорд! — приветливо сказал Освальд Стоукер. — Вышли провести денек, стреляя по птицам?

— Добрый вечер, мистер Стоукер. Я ищу мистера Муллинера, — сказал дворецкий с ледяной угрозой в голосе.

— А! Муллинера? Да он же был здесь минуту назад. Я вроде бы его видел. А вы его ищете по какой-то особой причине?

— Я думаю, его необходимо повалить и обезвредить до возвращения миссис Гаджен и мисс Гермионы.

— Как? Что он натворил?

— Пел у меня под окном.

— Но это же скорее дань восхищения. И в чем заключался смысл его песни?

— Насколько я понял, он просил меня бросить ему розу из моих волос.

— И вы бросили?

— Нет, сэр.

— Правильно. Розы стоят денег.

— Кроме того, он швырнул в меня сырое яйцо.

— Ах, так вот почему у вас столько желтка на щеках и носу. А я-то подумал, что это средство для улучшения цвета лица. Вроде грязевых масок. Младая кровь, Стайнифорд, младая кровь, что тут поделаешь!

— Сэр?

— В возрасте Муллинера случаются подобные выплески неуемной энергии. Юности можно многое извинить.

— Но не пение и швыряние яиц в три часа ночи.

— Да, пожалуй, он зашел слишком далеко. Он весь вечер был слишком перевозбужден. Мы обедали вместе, и благодаря ему нас в быстрой последовательности вышвырнули из трех гриль-баров и одного молочного. И все время он метал сырые яйца в вентиляторы. Э-эй! — прервал себя Освальд Стоукер, когда ночь огласил дальний всплеск. — Думается, один мой друг упал в пруд. Пойду проверю. Возможно, ему понадобится рука помощи.

Он поспешил прочь, и Огастес обрадовался его удалению со сцены. Но восторг его оказался несколько преждевременным: дворецкий не последовал этому благому примеру. Стайнифорд явно решил бдеть до победного конца. Мой племянник оставался in statu quo [16] Здесь: в исходном положении ( лат.) . , и вскоре тишину нарушил звук автомобиля, остановившегося у ворот, и на дорожке к дому показались миссис Гаджен и Гермиона.

— Стайнифорд! — вскричала первая. Ей еще никогда не приходилось видеть, чтобы домашняя прислуга рыскала по саду в глухие часы ночи, и у Огастеса сложилось впечатление, что не получи она столь тщательного воспитания и числя среди своих знакомых чуть поменьше епископов, то вскричала бы: «Чтоб мне провалиться!»

— Добрый вечер, сударыня.

— Что вы тут делаете в такой час?

— Гоняюсь за мистером Муллинером, сударыня.

— За чем гоняетесь?

Дворецкий ответил не сразу, словно спрашивая себя, не точнее ли было спросить «за кем?», а потом повторил свое заявление.

— Но разве мистер Муллинер сейчас здесь?

— Да, сударыня.

— В три часа ночи?

— Да, сударыня. Из слов мистера Стоукера, с которым я побеседовал несколько минут назад, мне стало известно, что его поведение на протяжении вечера отличалось такими же особенностями. Он находился в числе гостей званого обеда, на котором присутствовал и мистер Стоукер, и, по словам мистера Стоукера, именно он явился причиной того, что мистера Стоукера вместе с друзьями вышвырнули из трех гриль-баров и одного молочного бара. Мистер Стоукер приписал бурность его поведения кипению младой крови и высказал предположение, что подобные поступки извинительны в пору юности. Должен признаться, что не могу принять столь снисходительную точку зрения.