Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

— Пожалуй, вы правы.

— Парочка-другая удобных кресел, э?

— Прекрасно.

— И диван.

— Великолепно.

— И может быть, симпатичная беседочка для сада. У тебя есть беседка?

— Нет, вот беседки нет, — сказал я.

— Попробую приглядеть какую-нибудь, — сказал Черезбрак.

И мне мнилось, что все прочитанное мною про богатых дядюшек из Австралии — святая истина. Широта — другого слова для занятой им позиции не найти. Он был словно какой-то восточный монарх, отдающий придворному архитектору распоряжения о размерах нового дворца. Такими, сказал я себе, они всегда и были, эти отличные энергичные типчики, строители империи, — щедрыми, с открытыми кошельками, весело расточающими капитал. Я пожалел, что не познакомился с ним раньше.

— А теперь, мой мальчик, — сказал старик Черезбрак, высовывая от шести до восьми дюймов языка и обводя таковым губы, — где ты хранишь напитки?

Я всегда утверждал и буду утверждать, что ничто в мире не сравнится с истинно холостяцким обиталищем. Мужчины наделены особым талантом создавать для себя уют, какого ни одной женщине сотворить не по силам. Например, моей тете Джулии кресло представлялось чем-то старинным, изготовленным по заказу испанской инквизиции. Черезбрак придерживался верной концепции. Прибыли фургоны, и грузчики внесли в дом шедевры с наклонными спинками и мягкими сиденьями, и я блаженствовал в них все время, кроме того, которое проводил в Холле.

А Черезбрак блаженствовал в них все время напролет, лишь изредка проводя часок в беседке — по мановению его руки в глубине сада возникла беседка. Однако чаще всего он пребывал в доме, закупорив все окна, с тем или иным напитком возле локтя. Он объяснил, что наглотался таким количеством свежего воздуха в Австралии, что теперь предпочитает ту его разновидность, которую можно есть ложкой.

Раза два я попытался сводить его в Холл, но он не пожелал: насколько он знает О.Б.И., в Холле ему нельзя будет снять сапоги, не говоря уж о риске, что его угостят ячменным настоем. По-видимому, он в Сиднее как-то познакомился с О.Б.И.-трезвенником и теперь питал предубеждение против них всех. Однако, когда я рассказал ему о Мертл, он был само сочувствие. Хотя он и не сторонник брака как института, сказал он, но достаточно широко смотрит на вещи и готов признать возможность существования в мире женщин, не похожих на его покойную жену. Касательно которой он добавил, что в противовес общепринятому мнению главная язва Австралии отнюдь не кролики.

— Расскажи мне про эту девушку, мой мальчик, — говорит он. — Уж конечно, ты порядком ее тискаешь по темным уголкам.

— Ни в коем случае, — сказал я, выпрямляясь.

— Значит, с дней моей молодости все очень изменилось. И что же ты делаешь?

Я сказал, что постоянно на нее смотрю, и впиваю каждое ее слово, и все такое прочее.

— И ты преподносишь ей подарки?

Тут он затронул тему, которую я сам намеревался поднять, едва представился бы подходящий случай. Видишь ли, приближался день рождения Мертл, и, хотя о маленьком подарке вслух ничего сказано не было, в воздухе ощущалось некоторое ожидание. Таковы уж девушки, даже самые лучшие. Сетуют, до чего старыми себя чувствуют из-за приближающегося очередного дня рождения, и смотрят на тебя ясными глазами.

— Сказать правду, дядя Перси, — начал я, сощелкивая пылинку с его рукава. — Я бы не преминул, если бы только у меня была такая возможность. На следующей неделе у нее день рождения, дядя Перси, и мне пришло в голову, наткнись я на кого-то, кто снабдил бы меня парой-другой фунтов, то обязательно сделал бы что-нибудь в этом плане, дядя Перси.

Он помахал рукой на австралийский манер:

— Предоставь это все мне, мой мальчик.

— Нет-нет, ну что вы!

— Я настаиваю.

— Ну, если настаиваете…

— Моя покойная жена была сводной сестрой твоей покойной мачехи, а кровь — не вода. Дай-ка прикинуть, — задумчиво произнес старик Черезбрак, продвигая ступни на пару дюймов дальше по столу и сдвигая брови. — Что выберем? Драгоценное украшение? Нет. Девушки любят драгоценные побрякушки, но это не вполне уместно. Понял! Солнечные часы!

— Чего-чего? — сказал я.

— Солнечные часы, — говорит старик Черезбрак. — Есть ли подарок прекрасней и изысканней? Без сомнения, у нее имеется собственный садик, принадлежащий только ей уголок, за которым она ухаживает собственноручно и где прогуливается летними вечерами, погруженная в девичьи мечты. Раз так, ей необходимы солнечные часы.