Евгений Сатановский - Моя жизнь среди евреев. Записки бывшего подпольщика

Как не стояла она перед автором. По склонностям своим полагавшим себя природным гуманитарием, а точнее востоковедом. Хотя не только получившим по окончании МИСиС диплом инженера-металлурга, но и этой самой металлургией занимавшегося. Для перехода к востоковедению нужно было либо идти в МГУ, с минимальными шансами туда поступить. И лет десять грызть гранит науки, чтобы к концу этого периода добиться чего-то маловразумительного. Или выучить какой-нибудь редкий восточный язык. Иврит как раз подходил. И на самом деле мог бы подойти. Не подходил учитель.

Луговской вообще был не человек, а тридцать три несчастья. По крайней мере, для всех, кто с ним сталкивался в реальной жизни. Особенно если это были члены его семьи. И последовательно оставался таковым на протяжении всей жизни. Не очень стесняясь обременять своими проблемами всех окружающих, включая друзей, детей и жен. И совершенно искренне не понимая, почему многие его знакомые с какого-то момента перестают отвечать на звонки, вздрагивают при случайных встречах и стараются скрыться, заслышав его громогласные приветственные крики.

В московской жизни это было еще сравнительно безобидно. Ну, чудак человек. Всегда носивший при себе карту Москвы, по которой он ориентировался с учетом сторон света. Такое великовозрастное дитя под сто килограмм весом. С толстыми линзами очков. Которое, встретив спешащего по своим делам знакомого среди толпы в метро или на улице, могло радостно возопить, наброситься и вцепиться, затормозив на полчаса бессмысленным разговором ни о чем. После чего напроситься за компанию туда, где его совершенно не ждали, он никого не знал и ему было не место. Испортив, что называется, всю обедню. И даже этого не заметив. Просто так, мимоходом. Бесхитростный был человек.

В жизни израильской, как выяснилось, это оказалась та самая простота, которая хуже воровства. Главным было не давать ему денег. Поскольку благодаря друзьям и первейшему из них, Вите Гисину, человек получил приличную специальность и мог бы работать программистом. Если бы вообще мог где-то работать без проблем для коллектива, начальства и себя самого. Но, в конечном счете, природа в нем возобладала. Стремление к паразитическому образу жизни оказалось неистребимым и поглотило с головой.

Лучшее, на что, в конечном счете, оказался способен в Израиле учитель иврита, лингвист и программист Луговской – работа сторожа. На неответственных объектах. А также выцыганивание небольших сумм у всех встречавшихся на его пути знакомых. Под клятвенные обещания вскоре – вот просто завтра или, в крайнем случае, через неделю отдать. Которые никогда не выполнялись. И, вообще-то говоря, не могли быть выполнены изначально. В точном соответствии с популярной в политическом Израиле поговоркой: «Я обещал, но я не обещал выполнять». И, собственно, на что тут было обижаться? Арафат евреям тоже много чего обещал. Метод известен по книгам классиков о приключениях О. Бендера. Хотя сын турецко-подданного был на порядок обаятельнее.

Чудаков на исторической родине еврейского народа встречается не меньше, чем в столице Третьего Рима. Скорее, больше. Но национальных ресурсов в пересчете на каждого юродивого меньше. Отчего блаженные как-то заметней. Больше бросаются в глаза. Шумнее. Противней. Может, потому, что на Святой земле жарче. Потливость, то-се. Дух от них идет забористый. Особенно летом. Хотя у них нет проблем с зимней одеждой. Что значительно облегчает жизнь не только населению, но и местным благотворительным организациям. То ли историческая святость древней земли такова, что привлекает на нее черт знает кого. То ли безопасность пребывания для этой категории рода человеческого в Израиле, который видел всякое и притерпелся ко всему. Особенно по сравнению с соседями, не столь терпимыми к философствующим бомжам. Но влечет их туда как магнитом.

Отвлекаться от системы подпольного изучения иврита в СССР описаниями персональных качеств не самого достойного из его преподавателей примерно так же целесообразно, как Льву Толстому прерывать батальные и бытовые сцены, в которых старец был большой мастер, малоприспособленной к реальной жизни скучнейшей философией. Каковая, по мысли скудоумных старых дев из числа отечественных преподавателей русской литературы и их идейных последователей из кадрового состава американских курсов русского языка в системе ЦРУ, и составляет суть произведений Л.Т. Но говорить об иврите, не отдав должное тому, кто автора с этим языком познакомил, как-то нехорошо.