Лили Прайор - Кабаре

Я привстала, словно во сне, чтобы получше разглядеть, как он достает кроликов из своего цилиндра, яйца вкрутую изо рта сидевших в зале дам и голубей из ушей джентльменов.

Потом выступали пожиратели огня, жонглеры, два клоуна и труппа акробатов, которые выделывали ловкие трюки с бутылкой, апельсином и проволокой. После антракта танцевали почти раздетые девушки. Они сопровождали выступление мировой знаменитости по имени Мел Картуш, который пел «There’s а Kind of Hush», «Michelle» и «I'll Never Fall in Love Again». Из-за сильного польского акцента эти песни звучали как-то странно, непохоже на оригинальное исполнение, но он вложил в них свое собственное очарование, и к тому же, у него оказался очень сильный голос. Я даже стала подпевать. Конечно, моему голосу далеко до маминого, но кое-что я все-таки унаследовала и горжусь этим.

Наконец объявили последнее отделение, и я испытала такой шок, что у меня все поплыло перед глазами, а руки и ноги сделались ватными. В последнем отделении выступал чревовещатель. Да, да, чревовещатель! Выдающийся, бесподобный Альберто Липпи. Я вспомнила мамино предсказание, и кровь ударила мне в голову: «Фредина… Я вижу чревовещателя…» Вплоть до этой минуты я не встретила ни одного.

Когда занавес снова распахнулся, я села прямо и вытянула шею, чтобы разглядеть происходящее через просвет между двумя женщинами за передним столиком. У одной была такая копна волос, что голуби фокусника свили в ней гнездо. А у ее подруги оказались уши, как у слона.

Пристроившись между дамами, я испытала ни с чем не сравнимое изумление, потому что увидела перед собой того самого толстяка-коротышку, который сидел рядом со мной на палубе. На сцене был именно он, а у него на коленях сидела кукла размером с человека. У меня засосало под ложечкой. Итак, он чревовещатель. Моей первой мыслью было: я никогда никогда не стану заниматься с ним любовью.

А он тем временем представил зрителям свою куклу: шаловливый школьник Малько.

— Никакой я не шаловливый, — пропищала кукла.

— Увы, леди и джентльмены, самый что ни на есть шаловливый, — возразил чревовещатель. — Вот на днях, например…

Так они и разговаривали. Нужно сказать, что когда говорила кукла, голос шел откуда-то не от нее, но рот толстяка-коротышки оставался закрытым, ни один мускул не дрогнул.

Под занавес этой части выступления толстяк-коротышка сообщил мальчугану, что тому пора спать, и уговорил лечь в чемодан. Этот большой черный чемодан я сразу узнала. Но даже из-под крышки продолжало раздаваться приглушенное бормотание куклы, которое затем сменилось тихими всхлипами и хныканьем.

Затем чревовещатель стал разговаривать за зрителей. Дородный мускулистый мужчина заговорил голоском кастрата. Графиня стала изъясняться, как торговка рыбой. Совсем молоденькая пассажирка запела голосом Фрэнка Синатры. И все это время толстяк хранил гробовое молчание. Не произнес ни слова. Финал был уже близок, когда по громкой связи к пассажирам обратился капитан и приказал срочно расходиться по каютам. Тут же началась давка. Женщины верещали и приподнимали длинные вечерние платья, проталкиваясь к выходу. А потом в зале вдруг раздался гром аплодисментов. Это чревовещатель смеялся последним.

Шумная толпа пассажиров хлынула из зала, а я беспокойно оглядывалась в поисках охранников. Подойдя к двери, я вдруг услышала мужской голос, шептавший мне прямо в ухо. Так близко, что было щекотно. Он снова и снова повторял мое имя:

— Фреда, Фреда, Фреда…

Я быстро обернулось. Рядом никого не было. Я вздрогнула. В затылке странно покалывало. Пошла дальше, и голос тихо произнес:

— Я твоя судьба.

Я буквально скатилась по ступенькам. Свет уже погасили, и на палубе третьего класса царил мрак. Я на ощупь шла к каюте, мечтая не ошибиться дверью. Еще утром на черном рынке, процветавшем в третьем классе, я купила свечку и спички, которые теперь нащупала под матрасом. При мерцающем свете, который стоил мне купальника и булки с маслом, мне предстала поразительная картина.

В каюте не осталось никаких следов Клодии. Все нормальные платья, на которые я обменяла свои маломерки, исчезли. Это был страшный удар. Придется теперь носить свою неудобную одежду. Улетучился даже запах Клодии, а вместе с ним плюшевая пижама и отвратительно серое нижнее белье, которое она гирляндами развесила над койкой. Испарились зубная щетка, паста с конфетным запахом и даже огромная канистра с бензином. Как будто Клодии Строцци вообще не существовало.