Ольга Седакова - Три путешествия

Начинается краткий очерк эпохи, которая в целом характеризуется здесь как «общее болото», а в другом месте — как «ужаленная пьеса».

О совести жителя этой эпохи см. «Путешествие в Брянск».

То есть, 7 лет лишения свободы и 5 ссылки (ст. 70 УК, «антисоветская агитация») или 3 года лишения свободы (ст. 190–1, «распространение заведомо ложных сведений, порочащих советский государственный и общественный строй»). Могли они получить также принудительное лечение в психбольнице, высылку за рубеж, осуждение по другим уголовным статьям (тунеядство, нарушение прописки, хранение наркотиков, валютные операции и т. п.). Мысль о том, что кто-то сидит, в то время как ты — с теми же взглядами на происходящее — на свободе, составляла одно из мучений совести жителя эпохи. Таких было, впрочем, немного.

В брежневское время необыкновенно расцвел фольклорный жанр анекдота, особенно политического анекдота.

Пьянство брежневской эпохи легендарно. Пили все: в городе, в деревнях, на службе и в подъездах. Пила номенклатура, богема, интеллигенция (кто-то назвал это пьянство интеллигенции «последним хождением в народ»). Пили что попало, в невероятных смесях и без закуски. Дешевое спиртное — «портвейны», крепленое вино — были явно опасны для здоровья и потому допиться было легко: это быстро приводило к физической и умственной деградации. Уход в запой был по существу формой протеста и своего рода побегом на свободу, а также косвенной формой самоубийства. Из этих всенародных застолий (часто и без чего-нибудь похожего на стол), как Анадиомена из пены морской, вышло самое блестящее сочинение брежневской эпохи — поэма Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки».

Повторяются мотивы «трудового воспитания» и «активной борьбы за мир» из преамбулы (часть 1).

Ответ на знаменитое блоковское

Продолжение географической темы (см. прим. 14 /В файле — примечание № 26 — прим. верст. /). Советский человек с детства знал, что живет в центре земли — и, тем самым, в центре всеобщей истории, в ее будущем:

То, что «у нас» уже есть, «у них» только начнется. Этот образ мировой центральности Кремля мы встретим не только в детских стишках, но и в поздней лирике Мандельштама («На Красной площади всего круглей земля»). С чувством центральности нашего существования и громадности нашей страны соседствовало чувство опасной неполноты настоящего положения вещей: «Всего одна шестая часть планеты населена советскими людьми» (Из доклада И. В. Сталина). Следует позаботиться об остальных пяти шестых. Там живут наши заклятые враги и, с другой стороны, несчастные угнетенные народы, которые ждут братской помощи от страны победившего социализма. Серп и молот в государственном гербе были нарисованы не на фоне карты СССР, а на фоне земного шара.

Вновь космическая картина страны по образцу Пушкина:

Речь идет о войне в Афганистане, начатой при Брежневе (1979) и законченной при Горбачеве (1989). Начало афганской войны было решительным концом маленькой брежневской «оттепели», которая называлась «разрядкой». Афганская война была абсолютно запрещенной для обсуждения и даже для упоминания темой. Убитые на войне солдаты должны были быть захоронены на московских кладбищах так, чтобы нельзя было понять причину их смерти.

«Мышеловка» — название пьесы в пьесе в последнем акте Шекспировского «Гамлета». Гамлет устраивает это представление, чтобы поймать Короля: он вынужден будет признать собственное преступление. Но, кроме того, вся пьеса полна «мышеловками», которые другие герои устраивают для Гамлета: встреча с Офелией, встреча с матерью, когда Полоний прячется за ковром и т. д. … Для самого же Гамлета «мышами» в подготовленных им мышеловках становятся Полоний, Офелия, Гертруда, Розенкранц и Гильденстерн и т. п. …

Вся 6 часть «Элегии» построена на отсылках к «Гамлету». Автор называет эту трагедию «ужаленной пьесой». Мотив укуса змеи и яда, медленно действующего в теле, появляется в «Гамлете, Принце Датском» с самого начала. Призрак открывает Гамлету тайну своей смерти: гибель от укуса змеи, и змея эта — Клавдий (A serpent stung me… The serpent that did sting thy father´s life Now wears his crown. (Змея ужалила меня… Змея, которая ужалила жизнь твоего отца Теперь носит его корону, «Hamlet», I, V, 17–70). Рассказ отца, в свою очередь, жалит Гамлета: все оставшееся время действия он мечется, как будто отравленный смертельным знанием. Все действие трагедии, таким образом, пропитано ядом, который в финале празднует свой триумф: Лаэрт вонзает в Гамлета отравленную шпагу, Гамлет поражает ею же Лаэрта, а затем и самого Клавдия, изготовителя яда, а Гертруда выпивает отравленный кубок.