Владимир Карпов - Двое на голой земле

— Водянка? Надо было воду откачивать!

— Пошел в тот же день в больницу. Выяснилось: врач должен был регулярно ходить, осматривать. А ее выписали и забыли. Карточку куда-то там не переложили. Другой бы человек лежал, кричал, требовал — никогда бы про такого не забыли. А она же молчком все, все снесет, лишь бы людям не досаждать, не мешать. Вот и забыли… Повез ее в больницу, выкачали воду. Ложиться хоть смогла, спать стала. Да моему-то приезду, видно, обрадовалась — поднялась маленько. По дому ходить начала. И… шапку еще взялась шить. Представляешь! Не мне шапку-то, на продажу. Долгов накопилось много за дом, а тут еще с перелетами моими прибавилось: пришлось за вещами съездить, академ взять. Летом она начала эти шапки шить, научилась — расплачиваться надо! А в августе еще на работу пошла — окна ходила мыть в интернате. А я тоже… Говорил, правда, зачем, обойдемся. Но она мне: там, мол, делать нечего, а пять рублей за день платят. Не настоял. Не понимал… Мыла на сквозняках, видно, и простудилась. Обострилась болезнь. Ради меня, конечно, все старалась, чтоб учился, одет был не хуже других… Сидит, помню, шьет эту… последнюю шапку, а руки-то, руки худенькие, слабые совсем, как только шапку иголкой протыкают?.. Успевала, лишь бы Вите было полегче… А я в ресторан устроился, официантом. Дружок там один работал, позвал, сорок, полста, говорит, за день всегда имеешь! Я прикинул — за зиму со всеми долгами рассчитаюсь…

С частью долгов Витьке действительно удалось рассчитаться. Но прошелся ресторан по душе его, как электропила вдоль бревна, если дозволительно такое сравнение. Попал он совсем в другую плоскость жизни — учеба, спорт улетучились куда-то в небытие, казалось, существуют где-то в другом мире, на иной планете. А на этой он должен был уходить от прикованной к постели матери в развеселый кабак. Крутиться, обсчитывать — делать деньги. А кого обсчитывать?! Да тех, кто позастенчивее, попроще — на простоте вечно воду возят и три шкуры с нее дерут! Тех, кто в радости большой или в горе! С бирюка же какого-нибудь, пусть кошелек у него тугой, много не возьмешь: где сядешь, там и слезешь, как говорится. Разве девчонку молоденькую приведет! Тогда тяни с этого кавалера, Богом положено. Но видит официант Витька: девчоночка опять же из простых, деревенская пожалуй, зарделась в провинциальном своем комплексе, в преклонении вечном перед шиком и лоском, рада, дура, что в ресторане сидит и коньяк дует, корчит из себя цивилизованную!.. И начинает официант встревать некстати, ухмыляться, интересоваться: дочка это с отцом или внучка с дедом?.. Кавалер задергается, заскандалит, заугрожает — выясняется, ответственное он лицо, высокое начальство, сыпет магическими фамилиями, которые «поставят на место», «сделают»… Впрочем, Витька отлично знал — «ответственные» и «высокие» обслуживаются не здесь, во второразрядном кабаке, не здесь и не так. Но больше всего Виктора поразила схожесть этих почти «высоких» и «ответственных» с блатными. Те и другие — запанибрата сначала, с подмигиванием, но свысока, небрежно. А чуть что не по ним — сквозь зубы: «Смотри, сделают»… Блатные, похоже, о своей щедрости и великодушии больше слухи распускают. В первый же день самостоятельного обслуживания села за Витькин столик компания, человек восемь-девять. Видно сразу, кто такие. Давай, мол, парень, быстро, четко, — отвалим, не обидим! И в детском, еще рамонтическом восприятии «лихих» людей, заискивая даже несколько, Витька постарался. Единственный, может быть, раз удалось ему выглядеть заправским официантом. Потом отошел чего-то, замешкался у раздачи, глянь — нету, убежали лихие! Витька за ними, на улицу. Темно уже. Лишь от больших ресторанных окон свет. Догнал — хлопает вся компания невинно глазами: «Ты что, — говорят, — парень, обнаглел, по второму разу взять хочешь, мы же заплатили, смотри, работу поздно заканчиваешь…» С ними бабенка одна. Размалеванная и помятая, особенно старается, удивление изображает, наигрывает, собака, как в плохом театре, но со смаком, улыбается и грудью вертит. Витьку тихо затрясло — мать у него лежит, каждый вечер копейки эти поганые считает, из-за которых вынужден графинчики да шницеля паршивцам всяким таскать! Остервенение нашло, ринулся на компанию: платите! Успел вспомнить, на крайний случай, за рестораном куча кирпичей лежит. И главный из компании, высокий, поджарый, с желчным оскалом, то ли настрой Витькин почувствовал, то ли еще что — хлесть своему корешу, маленькому самому, по морде! «Почему, — говорит, — соврал мне, сказал, расплатился?» Тот сразу деньги достает, сует Витьке судорожно, скомканные, не считая. Официант взял, улыбнулся по-свойски длинному: дескать, бывают ошибки… И тут как шарахнуло чем-то сзади, с ходу и спереди, и сбоку!.. Витька не сразу еще упал, помотался, как в тумане, сумел достать двух-трех, а может, ему только так казалось. Но первой четкой мыслью было удивление: почему никак не получается подняться, рспрямиться? И уж потом осознал. Что дружная компания катает его ногами по земле, и среди прочих особо отчетливо бросился в глаза тыкающий жестко, по взвизгу, узкий носочек женского сапожка! Но деньги Витька все-таки не выпустил, остались в кулаке…