Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи

Она затянулась робко, подержала дым во рту, выпустила. Было видно, что не делала этого уже тысячу лет, а может и больше:

— Для начала перейти на «ты».

— Ну, наконец-то. Какое незапланированное счастье!

Павел стоял очень близко к Фортуне. Его мысли увлекли ее глаза: теплые, расслабленные, искренние. Владелица которых все время очаровательно спит под млечным путем, широко распахнув их, огромные настолько, что нет никакой необходимости подчеркивать взгляд на жизнь тенями. Ленивые веки, словно приоткрытые окна, украшены густо ресницами. Они спокойны. Теплая поволока влюбленности, словно прозрачная занавесь, защищает ее от лучей незнакомцев, храня в себе тайну избранника. И каждый взмах ресниц разбрасывает новые порции очарования не только страждущим, но и тем, кто случайно попал в ее поле зрения. Ему очень сильно захотелось рассказать ей об этом, но, пока он раздумывал, Фортуна его опередила:

— Если говорить о планах, то у каждой женщины он свой: одним обязательно надо любить, остальным достаточно быть любимыми, некоторым же подавай и того и другого. Но именно с появлением другого и начинается все самое внеплановое.

— Как же тебя угораздило замуж выйти?

— Хотела отомстить одному.

— Отомстила?

— Да, причем сразу обоим. И себе в том числе.

— Мстить себе, наверное, особенно приятно.

— Ты не знаешь, как трудно любить человека только за то, что он твой муж.

— Ну ты же живешь так, значит, тебя все устраивает.

— Ты даже не представляешь, как мне неудобно. Будто обстоятельства стеснили меня и поставили в такую неудобную позу, из которой я не могу никак выйти, разве что из себя.

— Бедный твой муж, как можно было сделать столько ошибок в одном предложении?

— К счастью, он богат.

— Ты считаешь, экономика имеет какое-то отношение к счастью?

— Это он считает, а я трачу. И чем несчастнее женщина, тем больше хочется ей тратить.

— То есть, если женщина зачастила на шоппинг, значит, она глубоко несчастна?

— Да, однако виду не подает. И магазины отчасти в этом ей помогают до поры до времени.

— До какой поры?

— Когда наступает межсезонье и хочется прижаться к кому-то и спрятаться от навязчивых сквозняков депрессий.

— Герои вашего фильма мне показались куда счастливее нас, — глотнула новую порцию дыма Фортуна.

— Ну нет, история не настолько счастливая, как может показаться с первого взгляда.

— Да? Если говорить о моем взгляде, то Венеция — красивая жемчужина в оправе моря.

— Это для нас, потому что мы спешим туда, как на праздник. А для тех, кто там живет, это обычный город, в котором им суждено было вынырнуть на свет, чтобы впервые глотнуть воздух, потом молоко, кофе, дым, — показал Павел свой окурок и запустил его в темноту, — вино, губы…

— Выйти на свет, чтобы надеть маски, — не удержалась Фортуна и тоже запустила огарок в космос. — Я где-то читала, что жители Венеции носили их постоянно, меняя в зависимости от обстоятельств. Так как город был небольшой, маски позволяли флиртовать, гулять, изменять, жить в облике загадочных незнакомок и незнакомцев, — развернулась она с намерением вернуться обратно в комнату, в тепло.

— Перестань читать мысли, — продолжал Павел разглядывать звезды.

— Это мое хобби, когда нет под руками книги. Кстати, этому фильму наверняка тоже предшествовал какой-нибудь роман? — отвечала она уже из кухни.

— Да, есть книга, сейчас я тебе принесу, — прошел с балкона сквозь кухню Павел, оставив Фортуну одну, и утонул в коридоре.

Сначала она разглядывала обои, на которых золотые рыбки пытались подплыть друг к другу. Они улыбались, однако волею художника или судьбы, если у рыб таковая имеется, им не суждена была эта близость. Потом достала из сумочки зеркало, высмотрела там себя, полюбовалась и убрала его обратно. Этого ей показалось мало, какие-то непонятные инстинкты заставили подняться, найти губку и смести со стола крошки хлеба, вытряхнув их в раковину. Две чашки, скучавшие там, тут же были вымыты ею. «Зачем?» — спросила себя после Фортуна. «Буду считать, что от чистого сердца», — ответила она себе и вздрогнула, увидев рядом черного мужчину в каске, который протянул ей книгу:

— Теперь похож?

— Жуть, ты меня напугал, — приняла она книгу, все еще не веря, что это Павел.

— Не волнуйся, это грим, — снял он каску.

— Я вижу, ты тоже к Венеции вовсю готовишься? — улыбнулась Фортуна и перевела взгляд на книгу. — Какая тонюсенькая, мне на одну ночь, — тут же сломала она ее на половине, словно это был раскладной диван, на котором ей предстояло провести ночь, и выхватила несколько строк.