Дэвид Бэддиэл - Время спать

Уже собираюсь уходить, но Ник восклицает:

— Ни хрена себе! У тебя что, свидание с Мишель Пфайффер?

Очевидно, над маскировкой я поработал недостаточно тщательно.

— Нет, я просто собрался…

— К Бену с Элис?

Ник знает об Элис. Как-то ночью, захлебываясь в водке и слезах, я выложил ему все начистоту. Мы тогда сидели, обмениваясь обычными дурацкими сантиментами: о детской гомосексуальности, о ненависти к родителям, о том, что оба могли бы стать профессиональными футболистами (стоило только захотеть), — как вдруг, по одному богу известной причине, я взломал ящичек в собственном сердце и достал оттуда свое сокровище. Теперь, конечно, жалею об этом и боюсь, что в один прекрасный день в присутствии Элис он выдаст что-нибудь вроде: «А ты знала, что Габриель влюблен в тебя?»

— Может быть, — отвечаю я.

— Ясно, — говорит он с самодовольством человека, все и всегда знающего наперед.

Меня вдруг охватывает ярость.

— А пока меня нет, прибрался бы, урод! — не могу сдержаться я.

— О-о-о-о-о-о-о-о! — протягивает он с наигранным сарказмом. — И все вызвано лишь тем, что ты действительно думал, будто одет небрежно и выглядишь безразличным?

— Нет, это вызвано тем, что у нас здесь помойка. — Я окидываю комнату взглядом в поисках доказательств. Найти их не составляет особого труда. — Вот, посмотри: что это такое?

— Какая-то оранжевая шелуха. И что?

— Это оранжевая шелуха в чашке, где еще плавают два волоска… твою мать, там еще твои состриженные ногти. Я мог это выпить!

— Ой, перестань причитать как бабка.

— Это ты тут бабка.

— Нет, бабка здесь ты.

— Нет, ты. Ты ж носишь огромный серый бюстгальтер.

На огромном сером бюстгальтере наша дискуссия заканчивается. Я вообще не люблю спорить, лучше наступлю на горло своей обиде, чем дам волю чувствам. А это неправильно, поскольку каждый раз, когда я думаю: «Не буду ничего говорить по этому поводу», только подкидываю дров в печку своей будущей раковой опухоли. Иногда я чувствую, как моя будущая опухоль разгорается все жарче и жарче, как сердце главного героя «Инопланетянина» Спилберга.

Тем временем я отправляюсь в ванную, чтобы добавить беспорядочности в свой облик, расстегнув пару пуговиц и кое-где не до конца заправив рубашку, стараясь не обращать внимания на тот факт, что за последние десять минут моя прическа приобрела пышность, скорее приличествующую официанту из индийского ресторана. Смотрю на часы — восемь пятнадцать. Ничего не поделаешь — надо выходить. До Бена с Элис ехать двадцать пять минут, и здесь важно не приехать вовремя, чтобы создать видимость небрежности, но при этом, естественно, не сильно опоздать. Естественно — это потому, что я измеряю проведенное с Элис время в миллисекундах и каждую из этих миллисекунд бережно храню в своем сердце. Бросив подозрительно улыбающемуся Нику отрывистое «пока», я надеваю коричневую куртку с подкладкой из какой-то — кажется, овечьей — шерсти и выхожу на улицу. Там легкий туман, который ничуть не мешает, сквозь который все видно, правда, в другом фокусе. Моя машина, «триумф-доломит», стоит на другой стороне улицы, она вся покрыта капельками воды — будто вспотела. Это настоящая свалка на колесах. Чтобы сесть, мне надо убрать с сиденья десяток кассет — «Карпентерс», Дасти Спрингфилд, «Крэнберриз», упаковку жевательной резинки, пустой мусорный пакет и четыре растрепанных экземпляра путеводителя по Лондону. Я заметил, что страницы из моих путеводителей выпадают быстрее, чем опадают листья у погибающего комнатного растения. С помощью этих страниц можно было бы восстановить лесные массивы Амазонки. Сколько раз я отправлялся в незнакомое место, не сверившись заранее с картой, и только окончательно заблудившись в каком-нибудь захолустном районе Лондона, где, кроме пабов, ничего нет, я открывал справочник и убеждался в том, что нужная страница оказалась на заднем сиденье и нет ей пути назад. Заднее сиденье — это настоящая трясина, абсолютно неизведанная территория. Зато под водительским креслом есть одна замечательная впадинка — однажды я тщательно ощупывал ее в поисках страницы тридцать семь, и моя рука вдруг наткнулась на нечто, оказавшееся коробкой с домино. У меня никогда в жизни не было домино.

В машине так холодно, что, как только я берусь за руль, меня пробирает дрожь — будто откусил большой кусок мороженого. Одно хорошо: машина, слава богу, заводится. Мой «доломит» производит на всех неизгладимое впечатление. Ни разу не бывавший в сервисе, не знающий, что такое смена масла и, естественно, что такое мойка, автомобиль заводится без сучка и задоринки. Мотор может заглохнуть на светофоре, но одного поворота ключа зажигания достаточно, чтобы машина опять завелась. Я останавливаюсь у магазина «Квик Сэйв» в Квинс-парк, чтобы купить бутылку вина. Зайдя внутрь, замечаю какое-то громоздкое существо, траектория движения которого свидетельствует о том, что оно собирается выйти. Однако существо вдруг заносит вправо, и оно врезается в меня. Склонное, видимо, к театральным жестам, оно воздевает руки к небу и пятится.