Дэвид Стори - Сэвилл

— А каким был твой муж?

— По-моему, я уже тебе рассказывала.

Теперь она стояла спиной к нему, словно он грубо оттолкнул ее.

— Просто мне приятней жить в маленькой квартире, — сказала она. — Снейтонский дом мне никогда не нравился. Темный, огромный, сырой, холодный и всегда какой-то пустой.

— Ты оставалась там одна весь день?

— Я работала в магазине.

— А кем?

— В моем ведении была конторская часть. Мы продавали ковры с нашей фабрики.

Он схватил ее за локоть. Она была очень легкая и тоненькая — казалось, он может поднять ее одной рукой. И все же по временам она выглядела грузной и тяжеловесной, словно ее вообще было невозможно физически сдвинуть с места. Он не знал больше никого, кто с каждой переменой настроения словно бы обретал другое строение тела. Даже кожа у нее становилась то нежной, то жесткой. И сама она как будто не была над этим властна.

Теперь она повернулась и прямо посмотрела на него.

— Почему ты не сделаешь выбора? — сказала она.

— Но какого?

— Какого угодно.

Она высвободила руку и отошла.

— Впрочем, я не должна об этом спрашивать. Мне тебя упрекнуть не в чем.

Как-то, когда они гуляли по городу, она показала ему дом своих родителей. Он стоял на обсаженной деревьями улице за школой короля Эдуарда, большой кирпичный особняк с садом, в котором работал мужчина в комбинезоне, сгорбленный, седой и, пожалуй, чем-то похожий на его отца.

Он не мог понять, почему, порвав с мужем, она не вернулась туда.

— Что думают твои родители? — сказал он теперь, обводя рукой комнату.

— О квартире? — сказала она. — Они ее не видели. — И секунду спустя добавила с легкой улыбкой: — Почему ты так или иначе все сводишь к родителям? Ты настолько нерасторжимо связан со своими?

— Нет, — сказал он. — Это чисто экономический момент.

— Да? — сказала она и добавила все еще с усмешкой: — Я начинаю сомневаться. — Через секунду, по-прежнему не спуская с него глаз, она вернулась к его вопросу. — Но как бы то ни было, они ее не видели. И, рада сказать, вряд ли увидят.

— Разве они не захотят побывать тут? — сказал он.

— Только если я их приглашу.

— А ты не пригласишь?

— Во всяком случае, не в ближайшее время. Нет, — сказала она.

Дважды, зная, когда она работает, он заходил в аптеку Беннета и заставал ее за прилавком. В юности она училась на фармацевта и часто, когда родители болели или уезжали отдохнуть, полностью заменяла отца. Аптека помещалась в старом кирпичном здании на углу переулка. В высоких окнах-фонарях стояли старинные банки с разноцветными жидкостями и черного дерева вращающиеся шкафчики прошлого века.

В первый раз он решил, что она смутилась: она стояла за прилавком в белом халате и обслуживала покупателя. Ее отец, маленький, с тонким лицом, белыми волосами и багровой кожей, отвернувшись к шкафчику, вынимал из ящика какие-то пакетики. По-видимому удивленный изменением ее тона, когда она здоровалась с Колином, он поглядел на него поверх очков с некоторым любопытством.

В тот раз она сослалась на что-то и ушла с ним. Они шли по улице к центральной площади, и она опиралась на его руку, словно для того, чтобы разуверить себя, убедить, что ничего нежданного не случилось, что она не потеряла его и не упала в его глазах, когда он вдруг увидел ее за прилавком, и для того, чтобы показать отцу, который, несомненно, следил за ними из окна, что это вовсе не случайная встреча. И Колин тогда почувствовал себя ближе к ней.

Во второй раз она отказалась уйти с ним. Аптека закрывалась через час; он приехал в город на заднем седле стивенсовского мотоцикла после конца занятий и вынужден был уйти и ждать в баре. Она пришла через час и поздоровалась с ним, привычно чмокнув его в щеку. Так, словно они уже несколько лет были женаты. В ней была какая-то особая непринужденность и прямота, уверенность в себе, рождавшаяся из странных периодов самоанализа, и эгоцентризм, который никак не ронял ее в его мнении. Все это только сильнее толкало ее к нему.

— Что сказал твой отец? — спросил он, после того как первый раз зашел в аптеку.

— Ничего, — сказала она, но после некоторого размышления добавила: — Он считает, что ты очень молод.

Теперь он сказал:

— А они знают, что ты сняла квартиру? Наверно, да.

— Я говорила им, что ищу квартиру, — сказала она. — Но в любом случае они узнают от Морин. То есть что я больше у нее не живу.

— Ты когда-нибудь бываешь дома?

— Иногда, — сказала она.

Она смотрела на него и хмурилась: он пытался разгадать загадку, которая для нее не существовала вовсе или же не заслуживала таких стараний.